Точно помню, было ужасно холодно. Произошла какая-то авария, и во всем поселке на несколько дней отключили отопление. Завернувшись в плед, я торчала возле камина на первом этаже и дула третью по счету чашку чая, который остывал почти мгновенно.
В такие дни не хочется ровным счетом ничего. Я лениво созерцала балерину в рамке на стене и пыталась мыслить позитивно. Моя подруга Таня помешана на позитивной психологии. Советует в любой ситуации находить что-нибудь хорошее. Что может быть хорошего в этом холодном дождливом дне? Очень сыро. Еще немного, и на потолке вырастут грибы, это можно считать позитивом? Золотая осень, воспетая поэтами. Нет, не радует. Ну, хотя бы на работу идти не надо.
Мое счастье, я сама себе хозяйка. Не надо никуда торопиться ранним утром, стоять в многочисленных пробках по пути на работу, высиживать отмеренное начальством время… Я пишу картины. Это даже работой назвать нельзя, так, забава. Тем не менее, я гордо зовусь личностью творческой.
Звонил Толик, справиться о планах на вечер. Я пробубнила нечто неопределенное и поторопилась закончить разговор. Если и дальше будет такой холод, вообще никуда не пойду. Толя милый, с ним весело. Мы знакомы всего ничего, но с Толиной подачи с размахом отмечаем каждый месяц со дня знакомства.
– Аня, ты здесь? – донесся голос мамы.
– Где же мне еще быть? – буркнула я в ответ.
Вслед за тем на лестнице показалась мама и картинно замерла возле перилл.
– Аня, детка, ты не забыла, что в пять часов мы обедаем с Максимовыми?
– Нет.
– Тогда почему ты сидишь с таким кислым видом? Ты уже выбрала, в чем пойдешь?
– Мне без разницы.
– Как это, без разницы? А прическа! Через час стилист приедет.
Я поморщилась.
– Немедленно приведи себя в порядок, – тоном, не терпящим возражений, приказала она.
Во мне проснулся дух противоречия. Хотелось заявить маме, что на обед я отправлюсь в джинсах и тельняшке. Или не пойду вовсе. Разразится скандал, мол, я своим внешним видом позорю родителей. А после меня оставят в покое.
– Меня, это… Толя в ресторан пригласил, – не найдя ничего лучше, заявила я. – Ты не обидишься, если навестишь Максимовых без меня?
Мама глубоко вздохнула, всем своим видом давая понять, как сильно я не права. Развернулась на сто восемьдесят градусов и скрылась в своей комнате, напоследок от души хлопнув дверью. А я облегченно вздохнула. Кажется, обед с мамиными приятелями, пройдет-таки без меня. Не то, чтоб они мне не нравились. Просто мне каждый раз было невыносимо скучно слушать одни и те же истории. Юлия Максимова – это мамина подружка по театру. Мама была балериной кордебалета, а Юлия гримером. Потому большинство разговоров крутилось вокруг театрального прошлого, гастролей и закулисья. Было весьма увлекательно на первых порах, но однообразно.
Я уныло вздохнула и поплелась переодеваться. Раз уж мама не в духе, глаза ей лучше не мозолить. Придется высунуться на улицу. Ничего, засяду в мастерской. Там у меня диванчик имеется.
Поскольку я считаюсь художницей, папа сделал широкий жест и подарил мне на день рождения самую настоящую мастерскую. Это двухкомнатная квартира в центре города на самом последнем этаже. Обиталище моего Пегаса. Здесь и только здесь я отдыхаю душой. Ибо мама не переносит запах краски и ни за что не позволила бы расположить мастерскую в доме. Тут спокойно. На лестнице всего две квартиры. Соседняя пустует. Так что, надеюсь, я никому здесь не мешаю. Тем более, что появляюсь я в мастерской не очень часто.
Я наскоро переоделась и вызвала такси. Крикнула в закрытую дверь «мам, я уехала» и торопливо сбежала по ступенькам.
Небо хмурилось. Только б дождь опять не пошел, любимый зонтик я оставила у Тани, а за запасным возвращаться лень. Зябко повела плечами. Без острой необходимости в такую погоду мог разгуливать только самоубийца. Такси задерживается. Без машины как без рук. Раньше у нас был водитель дядя Коля, веселый дядька, который за словом в карман не лез. Но у него в Беларуси родились внуки, и он отбыл на заслуженную пенсию. Может, сдать на права? Ага, с моим-то характером. Я психанула бы в первой же пробке.
В мастерской стоял стойкий запах давно не проветриваемого помещения. Я распахнула окно и набрала Толика.
– Солнышко, как я рад тебя слышать! – отозвалась трубка после первого же гудка.
– Ты свободен? Дуй в мастерскую. И покушать захвати.
– А я не буду мешать?
– Наоборот, будешь вдохновлять. У меня творческий кризис.
– Понял, скоро буду.
Толя трудился в банке под руководством своего отца. Я взглянула на часы – рабочий день в самом разгаре. Наверное, не стоит отвлекать человека от важных дел, запоздало подумала я. Впрочем, что мешало ему отказаться. Тут я лукавила. Толик никогда и ни в чем не мог мне отказать. Я подошла к небольшому зеркалу и подмигнула своему отражению. На меня смотрела интересная девушка, пожалуй, даже красивая. Длинные светлые волосы, карие глаза. Многие считают, что блондинка я не натуральная. Что поделать. Не будешь же всем и каждому совать в нос свои детские фотографии. Я ненавидела платья и всякий официоз, излюбленной одеждой считались джинсы. Толя утверждает, что и в джинсах и в балахонистой кофте я выгляжу сокрушительно. А еще я всегда улыбаюсь. Я научила себя улыбаться, когда мне грустно, когда одиноко, когда хочется кричать от тоски или бессильной ярости. Толя думает, я оптимист, а я считаю, притворщица.
В ожидании друга я завалилась на диван. Топили в мастерской на славу, я согрелась и начала клевать носом. Предложи мне сейчас изобразить свое настроение, что бы я придумала? Наверное, огромного ленивого кота, который греется на солнышке. Где-нибудь на крылечке, нет, на кресле. Во время учебы педагог дал задание нарисовать настроение. Все тут же кинулись малевать солнышко, травку, птичек и прочие благоглупости. А я весьма натуралистично изобразила поваленное дерево, у корня которого лежал окровавленный топор. Педагог пришел в ужас и сказал, что у меня, должно быть, случилась беда. А я просто рассердилась на глупое задание…
Толя приехал быстро. Я только засыпать начала. С досадой пошлепала открывать, испытывая огромное искушение затаиться и сделать вид, что меня нет. Сама же позвала, некрасиво, укорила я себя. Впрочем, творческие личности иногда чудят, усмехнулась я своему отражению в прихожей.
– Привет, – безо всякого выражения сказала я.
– О дева чудная моя, в твоих объятьях счастлив я! – фальцетом пропел Толик начало известного романса и сгреб меня в охапку.
– Там, вообще-то, поется: твоей любовью счастлив я, – ехидно заметила я.
