Всегда мечтал поболтать с настоящим Богом. Из Христианства, Ислама… Да хоть с египетским Ра, не важно. С кем-то у кого имелась подлинная власть. Кто ткнул бы меня носом в предназначение, избавив от предсказаний батюшки, сатанинских теорий Юлии и опекунских запретов Леонида Семеновича.
В общем.
Девяносто первый год. Развал СССР, «Буря в пустыне», под Рязанью на свет появился белокурый мальчик с крыльями.
Родила его Пруть Светлана Геннадьевна. Бальзаковского возраста женщина, токарь шестого разряда и до определенного дня очень набожная дама. Во всех комнатах имела по иконе, а дом построила так, чтобы из каждого окна был виден крест на крыше церкви.
В ней она, к слову, и стала мамой. Забавно вышло. У нее отошли воды в момент, когда она рубила голову курице и сначала подумала, что попала тесаком по себе. Села на пенек, осмотрела себя, вспомнила, что беременна и пошла в Божью обитель.
Сильная она была женщина. Во всех смыслах. Если у кого-то застревала какая скотина (в болоте, например), то всегда звали Светку. Она поднимала корову или свинью на плече и несла. Несла до деревни, до забора, до хлева, потом предыдущим хозяевам доказывала, что скотину нашла и ниче ее не волнует. А кто с такой спорить будет? Никто.
Как-то в ней хотели развить необходимость посещать психолога. Мол, проблем у нее много и ей чаще нужно разговаривать по душам. Привезли врача, тот закрылся с ней на час. На следующий день снова. Через неделю он признался, что никогда не любил свою работу. Не нравилось ему слушать тупые истории тупых людей, самовлюбленности и эгоизму которых позавидовал бы Нарцис. Галстуком подвязал помидоры, рубашку и брюки пустил на пугало. Вороны то сильно боялись. Ещё бы. Если офисный клерк расскажет, как ему жить тяжко, самому не захочется.
Так врач и остался в деревне. Домик построил. Скотину завел. Женой обзавелся и двумя спиногрызами. Бьет их по три дня в неделю, а по четыре очень любит и лелеет. Счастлив мужик, ничего не скажешь.
Беременную Свету у ворот встретил батюшка Афанасий. Мужик лет сорока, с большой бородой до пупа. Каждый день поливал ее святой водой. Надеялся, что до пояса отрастет, потому что завидовал попу из соседней деревни, у которого волосня аж до колен доставала.
– Светлана, дочь Божья. Заходи, – сказал Афанасий и перекрестил ее.
– Я рожаю! – орала покрасневшая Светлана Геннадьевна с широко расставленными ногами.
Афанасий посмотрел на пузо, перекрестил и его и ушел вглубь церкви.
Тут-то вера Светланы Геннадьевной подкосилась, точно, как и колени. Она упала на сено в углу зала, спугнув обедающую им козу. К роженице мигом подоспела Юлия, молодая и плечистая монахиня.
Обычно девушки до двадцати переезжали из деревень в крупные города, но Юлия не знала, что так было можно. С пеленок ей предрекали два пути: В церковь или в проститутки на трассу, как тетя Зина.
– Свет, сможешь встать? – спросила Юлия.
– М-а-а-а-а-а-а!
– Поняла.
Юлия взяла ее на руки и отнесла к алтарю, где батюшка проводил службу. Она положила роженицу на землю и побежала в хлев, где взяла старую ванну, в которой хранился овес для скота, и притащила к Свете. По пути схватила ведро в шкафчике под умывальником и направилась к колодцу. Тем временем батюшка кружил над роженицей и что-то шептал с поднятым к потолку носом.
Сначала маме не хватало сил на слова. Все тратилось на процесс выталкивания из себя ребенка, а алфавит сократился до протяжных: у, а и ы. Всего раз она матюкнулась, но батюшка стукнул ей крестом по лбу и продолжил шептать.
– Быстрее! – вопила мама.
– Тороплюсь насколько могу, – крикнула Юля, выливая очередное ведро ледяной воды в ванну.
– Батюшка, помогайте-е-е… А-а-а… – мама разрыдалась.
– Свет, прекрати! – наказала монашка. – Батюшку нельзя отвлекать. Он готовится принять душу от Бога и поместить её в ребёнка.
– Я не могуэ-э-э…
– Терпи. Иисус терпел, и ты терпи!
– В жопу Иисуса… А-а-а! Он лезет!
Батюшка вдруг зарядился. Он оттолкнул подбегающую монашку с ведром так, что та отлетела на добрый метр. Батюшка взял роженицу за подмышки и закинул в ванну.
– Во имя сына твого и имени твого! Благословляю тебя, новоприбывший в мир наш, займи тело это и будь рабом достойным отца свого.
Он пафосно раскинул ноги мамы и завопил:
– Тужься! Тужься! Создай же жизнь, как Бог твою создал, дитя!
Вырисовывалась интересная картина. Беременная женщина орала в ржавой ванне, наполненной ледяной водой и остатками корма для скота. Монашка валялась без сознания в раскорячку на скамье. Батюшка, от которого несло самогоном, на фоне покосившегося креста в разваливающейся церкви, что-то орал про Бога и тянул невидимый канат из влагалища роженицы, точно мим.
При таких удивительных обстоятельствах из мамы не могло вылезти что-то банальное. Поэтому из неё вылезло банальное, но с крыльями я.
Вместе с головкой появилось несколько перьев. Батюшка подумал, что они голубиные, ведь на башне с колоколами часто гнездились. Но тут после плечиков появилось крыло. Батюшка без устали цитировал библию или читал стихи собственного сочинения, но в этот раз он замолк. Мне кажется, потому что всю жизнь он даровал миру божественное, а тогда впервые божественное даровало что-то в ответ ему.
– Это… Ангел… – изрёк батюшка. Коленки его затряслись, и он упал. – Ты-ы-ы… мать посланника Бога.
– А?.. Че?.. Кого, блять? – сказала мама, пытаясь отдышаться.
Очнулась монашка. Увидев крылья, она решила, что сильно ударилась головой, но картинка в ее глазах долго не менялась.
«Даже если на свете останется всего два человека, они найдут причину поссориться и убить друг друга».
Пьяница Геннадий, встречается у западной теплотрассы города Горуньба Вологородской области.
– Антихрист, – прошептала монашка и перекрестилась. Потом ещё раз. Потом еще и так, пока в панике бежала домой.
Меня там самого не было. Вернее, был (очевидно), но орущий, весь в крови, слизи и перьях. Мягко говоря, мне было немного не до запоминаний. Эту версию истории рассказали уже в более-менее осознанном возрасте. По словам же батюшки:
– Луч солнца, подобно сотканному из золота ковру, что спускался с самых небес, освятил золотой крест церкви и отражение его пало на влагалище матери твоей, откуда явился в мир ты, дитя!
Золотого креста в церкви не было даже в бумагах с инвентарем. Батюшка говорил, что его украли вскоре после моего рождения. Уверен, что не чист он был на слово. Пиздил батюшка, пиздил.
Версия монашки получилась остальных и рассказывала она ее, пока целилась в меня копьем. И начиналась та словами: «Исчадье Сатаны». А заканчивалось: «В ад тебя отправлю, помяни мое слово». У нас были натянутые отношения. По началу, когда в подростковые годы она меня нещадно стегала плетью, до меня это не доходило. Провинился – получил пять ударов. Классика. Но после того, как овсянка запахла мышьяком, у меня зародились подозрения.
