Айрин
Дверь кабинета мисс Шэрр захлопывается, словно ловушка в клетке с опасным зверем, и мы остаемся там одни.
Я и зверь, разумеется. Только вот в роли хищника сейчас… Мой преподаватель.
Декан Тодд’с делает ровно два шага, оказываясь у парты, за которой сижу я, и пытаюсь подобрать хоть какие-то слова в оправдание.
Не выходит.
Поэтому, когда профессор наклоняется, тяжело дыша и даже, кажется, скрипя зубами от еле сдерживаемой злости, я испуганно ойкаю.
А когда его руки опираются прямо на парту передо мной, из меня выскакивает одно-единственное слово:
– Извините!
– Извините?! – грохочет сверху, и я в ужасе закрываю глаза, немного сползая под стол, – извините?!
Ну а что еще я могу ему сказать?!
«Ой, простите, профессор, я не хотела подливать вам в стакан зелье»? Тогда зачем все же подлила? Да сама не знаю, как вышло, что я дала себя уговорить!
– Родда’с, – шипит декан, , и наклоняется еще ниже, отчего прядь темных волос падает ему на лоб, – я жду объяснений! Какого черта ты так меня подставила?!
– Подставила? – испуганно переспрашиваю, внезапно вспоминая, как нежно этот самый декан держал меня в объятиях на глазах у всей академии всего полчаса назад.
Ну и что, что под действием зелья?!
Нежно же… С как-будто заботой!
А теперь, глядя на то, как у него дергается кадык, и ноздри раздуваются от злости, мне и не верилось, что подобное вообще было. И лишь те же пальцы, что гладили меня по волосам, а теперь впиваются в гладкую поверхность парты, явно представляя на ее месте мою шею, напоминают о том, что было…
Видимо, разговор с ректором и членами комиссии прошел еще хуже, чем я рассчитывала.
– Меня отчислят? – с ухающим вниз сердцем спрашиваю я, а правый глаз профессора странно дергается, словно мои слова задели в нем очень чувствительный нерв.
– Отчислят? – выдыхает он, с трудом веря в мои слова, – это тебя волнует, Родда’с?! А то, что мне впаивают обвинения в приставании к студенткам, нашей академии грозит скандал, и ректор сейчас делает все возможное, чтобы замять происшествие – это тебя вообще, видимо, не касается?!
Он говорит, наклоняясь так близко, что между нашими лицами остается буквально десять сантиметров, а зрачки профессора неожиданно расширяются, тем самым разгоняя кровь по моему лицу. И когда декан замечает это, то резко отклоняется назад, странно выдыхая, и чертыхаясь сквозь зубы.
– Последствия твоей бурды! – рявкает он, и потирает лицо ладонями, – ты вообще хоть понимаешь, что натворила, Родда'с?! Среди членов комиссии сегодня был мистер Эйр, а тот давно точит зуб на нашу академию! Да ему и повода не надо было, чтобы найти, до чего докопаться. А тут – такой подарок в виде нас с тобой!
– Простите, – уже искренне, с комом в горле прошу я, сжимая в кулаки пальцы, – я не знала, что сегодня будет проверка, клянусь, не знала…
– Зачем вообще полезла ко мне с Любовным эликсиром? – устало спрашивает Тэйнарс Тодд’c, совсем немного успокаиваясь, и глядя на меня с тем самым застывшим изумлением, как было до этого в столовой, – это ведь совсем не в твоем духе. Скорее, такой бредовый поступок больше похож на…
Его глаза сужаются, а на дне темноты вспыхивает понимание. Он снова приближается – и я машу руками, уже зная, о чем профессор думает.
– Зельда здесь не при чем!
– Да неужели?
– Клянусь!
– Зачем тогда она терлась рядом с тобой у моего места?
– Вы же сами слышали – чтобы спросить, как исправить оценку у мисс Шэрр! – выдвигаю нужную теорию, от которой на лице Тодд’са возникает снисходительное выражение, – честное слово!
– Угу, как же. Мисс Родда’с, я надеюсь, вы понимаете, что укрывание соучастницы преступления никоим образом не облегчит вашу собственную вину.
– Понимаю, – буркаю, сама зная, что поступаю глупо.
Но не могу я выдать подругу! Хоть и злюсь на нее безумно – но я сама, собственной головой соглашалась с ее планом, и никто не заставлял меня лить зелье в стакан Тодд’cа! Поэтому и отвечать за проступок мне одной…
Только если Зельда не решит признаться сама…
– Она не признается, – Тодд’c словно читает мои мысли! – все еще будете утверждать, что сами решили подлить мне зелье за ужином?
– Да, – выдыхаю, глядя Тодд’cу прямо в глаза, и тот чуть приподнимает одну бровь, явно дивясь моей упертости.
Ну, или тупости, я пока особо не разобралась, чему именно.
– Хорошо, – хмыкает профессор, и скрещивает руки на груди, создавая контраст белой кожи с темной тканью преподавательского пиджака, – тогда и наказание вам нести в одиночестве.
Мои мысли тут же ускакивают от Зельды к своей собственной судьбе – и я с волнением жду, что дальше скажет декан.
Отчисление? Понижение до Низшего факультета? Или, возможно, меня заставят отрабатывать наказание, сообщив дядюшке о том, что вычудила его всегда послушная племянница?
– Не знаю, о чем вы там подумали, – вздыхает Тодд’с, окончательно беря себя в руки, и даже снова глядя со снисхождением, которое всегда в нем присутствует на уроках, – но все намного, намного хуже, чем вы можете себе представить.
– Неужели? – Взволнованно выдыхаю, потому что хуже отчисления ничего не приходит в голову, – вас тоже из-за меня… Уволят?
Тайнарс Тодд’с спокойно отходит в дальний угол, беря приготовленный графин с водой для учеников, и наливает в стакан. Подносит его к неяркому свету, рассматривая на предмет посторонних примесей – что после произошедшего весьма и весьма логично – а затем выпивает залпом, тогда как у меня сжимается горло от страха.
– Кажется, я теперь вообще не смогу доверять емкостям, которые не проверил лично, – как будто сам себе говорит декан, и разворачивается таким образом, что только половина уставшего лица попадает в свет, – был только один вариант выйти из положения так, чтобы не пострадали академия, ректор, и моя репутация, которая резко свернула в сторону похотливого до девичьих тел преподавателя.
– И какой же? – сглатываю, из последних сил крутя в голове идеи одна другой хуже.
– Он вам вряд ли понравиться.
– И все же…?
Мужчина хмыкает, делая шаг вперед, и теперь целиком и полностью я вижу его под тусклой лампой кабинета.
И совершенно офигеваю от дальнейших, сказанных едва ли не безразличным тоном слов.
– Я объявил всем, что мы помолвлены.
