Они встречались уже пару лет, а Ниночка знала об этом мужчине лишь то, что он сам захотел рассказать о себе в первый месяц знакомства. Иногда, когда он вдруг пропадал из их секретного чата в Viber, а потом появлялся, Ниночка мягко выговаривала ему, что случись что с ним, она и узнать не сможет, бросил ли он её осознанно или обстоятельства непреодолимой силы так жестоко и без предупреждения оборвали их запретную связь…
– Не выдумывай! – Сашка беспечно махал рукой,
– Не дождёшься! Не выросла ещё та берёзка! – и, сграбастав Ниночку за плечи, напором всего своего большого тела заставлял её отступать в сторону затенённой шторами спальни.
Но однажды, измучившись какой-то непростой рабочей ситуацией, вскользь сказал:
– А может и выросла… тяжко что-то…
Ниночка тогда очень рассердилась и категорично заявила:
– Ну, уж нет! Захочешь уйти, приедешь и здесь… со мной!
– Они жили долго и счастливо и умерли в один день?! Так хочешь?! – Сашка внимательно разглядывал подозрительно заблестевшие глазки подруги.
И тогда, переводя всё в шутку, Ниночка возмущённо сказала:
– Конечно! Хочу! А то потом бегай в поисках тебя по этим потусторонним мирам… кто знает, какая алчная «пиранья» тебя за это время перехватить успеет!
– Почему пиранья? – Сашка посмеиваясь таращил удивлённо глаза и уже теснил её потихоньку в сторону спальни…
– Да потому что худая и молодая…
– Ты же знаешь, я не люблю худых… да и молодые мне не интересны… – уже мурлыкал Сашка, покусывая ушко Ниночки, от чего по её телу начинали бегать мурашки…
Весна в город пришла неожиданно и сразу, и была она пасмурная и грязная. Солнце выглядывало лишь по утрам, а затем пряталось за рваными, серыми тучами, от этого город казался мрачным и чумазым. Сугробы на газонах уже уменьшились в размерах и были покрыты какой-то угольной пылью. Ручьи же текли вполне прозрачные, словно вся грязь осела в этих сугробах, как в фильтрах, чтобы потом, при полном исчезновении снега, слиться с землёй. С крыш домов свисали маленькие и большие сосульки, звенела капель, предвещая скорое тепло.
Ниночке очень не хотелось в тот день ехать в другой конец города на оптовый рынок. Но это было единственное место, где она по интернету нашла ручку, похожую на ту, что уже неделя как сломалась на дверце её посудомоечной машины. Тот обломок, что остался висеть на шурупе, при открывании посудомоечного монстра, больно впивался в ладонь. Каждый раз при этом впивании Ниночка мысленно обещала себе исправить неудобство.
Женщине очень не хотелось, чтобы из двадцати одной ручки на фасадах кухни одна выбивалась своим отличием. Оттого решила съездить и лично убедиться в идентичности данной детали, а не заказывать с доставкой от большого магазина, наполненного всеми этими комплектующими и всякими хозяйственными штуками.
Но всё прошло замечательно, ручка оказалось той самой, и Нина себя даже похвалила за упорство и преодолении лени. Можно было возвращаться домой.
Удовлетворённая покупкой, Ниночка дождалась небольшой маршрутный автобус, заняла удобное место, практически рядом с водителем, справа от входной двери, и двинулась в обратный путь.
Автобус был старый, по-хорошему его давно нужно было бы списать и отправить на переработку, но собственник этого уставшего транспортного средства всё ещё пытался зарабатывать на нём деньги.
Перед мостом, под которым пролегал маршрут автобуса, в том самом месте, где улица Восточная превращалась в улицу Ленина, как обычно, была автомобильная пробка.
Ниночка рассеянно наблюдала через лобовое стекло, как наверху по мосту едут многотонные грузовики, как треплет ветер рекламные щиты, закреплённые на перилах…
Она вспоминала последнюю встречу с Сашкой и улыбалась своим мыслям.
И в этой своей полу задумчивости Нина не увидела, да и не могла увидеть тот момент, когда их маленький, старый автобус станет медленно заезжать под мост. Как отделится от этого моста, не выдержав вибрации от проезда тяжеловозов, огромный кусок бетонной плиты с оголённой арматурой, и со всей тяжестью своего веса рухнет на переднюю часть крыши автобуса, вскрыв её, как вскрывают тупым консервным ножом железную банку со сладкой, жёлтой кукурузой…
Что-то в теле Ниночки звонко чмокнуло, словно разорвался при падении плотно заполненный целлофановый пакет с чем-то густым и вязким.
«Наверное, так лопается селезёнка…» – поймала себя на мысли Ниночка, не озадачиваясь, откуда у неё взялось это предположение.
Стало нестерпимо больно и очень тепло…
Потом, словно издалека, она слышала истошные крики водителей других машин и пассажиров из задней части автобуса, тревожный вой «Скорых», визгливую сирену полицейской машины. Всё это длилось долго, но время сейчас как бы не имело значения. Ниночка не знала, почему не имело, ведь она торопилась вернуться домой, чтобы уже оттуда, из уюта собственной квартиры, похвастаться Сашке в телефонном сообщении, какая она молодец…
Но, почему-то, сейчас это было неважно.
Потом уехали «Скорые» и полиция, а она всё лежала, прикрытая ржавым, безобразно вскрытым листом, который когда-то назывался крышей автобуса. И только когда то, что осталось от автобуса, с помощью трактора попытались оттянуть с дороги, над ней склонились двое в чём-то чёрном, один коротышка, а другой долговязый.
– Недоглядели, – растерянно сказал один другому, а именно тот, которого про себя Ниночка назвала Долговязый.
– Однако опять втык получим… скорые уехали, и труповозка тоже… как мы её теперь проведём?
– А давай спрячем её куда-нибудь! – предложил Коротышка.
– Да куда?!
– А в параллельную, что ближе. Что тут у нас? – он заглянул в плоский прямоугольный предмет, похожий на планшет:
– Двадцать пятая и восемнадцатая… Восемнадцатая удобнее, там договориться проще…
– Ну, давай, попробуем…
Сердце Ниночки ухнуло, а затем, словно упало вниз, и наступили полные темнота и глухота…
