Ануш и Борька
«Как много людей чувствуют себя лишними в этом мире. Покинутыми, забытыми, истосковавшиеся по вниманию и теплу. Но когда две одинокие души встречаются, между ними возникает особенная дружба. Теплая, искренняя, бескорыстная. Эту дружбу берегут и несут сквозь годы трепетно и нежно.»
Приложив ладонь ко лбу козырьком, Борька всматривался в хмурую даль. Под свинцовым небом простиралось бескрайнее поле со множеством могильных холмов. Где-то там, под одним из них, покоилась дорогая его сердцу Ануш.
– Эй, парень! – окликнул Борьку потрепанный мужичок неопределенного возраста. – Это тебе провожатый нужон? – Он поднёс к глазам бумажку с четырёхзначным номером, и взмахом мозолистой руки, пригласил следовать за ним.
Борька едва успевал за шустрым мужичком, лавируя между щербатых могильных камней, покосившихся крестов и облупленных плит. Обогнув полуразвалившуюся оградку, провожатый, наконец сбавил шаг.
– Не поспеваешь? – хохотнул он. – Где уж за мной угнаться? Я тридцать лет по этим тропкам хожу, каждая кочка знакома. По именам, почитай, всех старожилов знаю. Многих уж и родичи позабыли. А я прибираться на могилки хожу. По-другому никак. Моя вотчина. Я тута главный. Смотритель кладбищенский. Во как! А так-то по-простому – Митричем меня кличут.
Митрич придержал рукой колючие плети хмеля, нависшие над тропинкой, пропуская Борьку вперед.
– Ну вот и пришли! – Он указал на покосившийся неокрашенный крест. – Как схоронили, так ни разочку никто не навестил. А ты-то, даже цветочка не принес, – осуждающе цокнул языком. – Поди, не чужая? Бабка?
Борька отвернул лицо, чтобы скрыть набежавшие слезы.
– Гостюй! – горько вздохнул Митрич. – А я пойду. Дорогу обратно отыщешь?
– Обождите! – Борька остановил смотрителя. – Нужно машину у шлагбаума встретить. Памятник везут.
– Да ну? – Митрич раззявил беззубый рот. – Коли памятник везут – другое дело! Встречу и до места провожу! – Он сорвал с давно не стриженой головы засаленную фуражку и, размахивая ею, как флагом, заторопился к воротам.
Борька присел на корточки перед насыпью с крестом и сжал в руке комья сухой земли.
– Ну вот и свиделись, Ануш.
Высоко над головой тревожно вскрикнула птица, а порыв ветра принес свежий запах дождя и волнующие воспоминания.
Семь лет назад
Анна вывела шестилетнего сына Борьку из подъезда и усадила на влажную, после ночного дождя, скамью.
– Сиди и не смей никуда уходить. Понял? – приподняла капюшон его стеганой курточки и туже затянула шарф. – После пяти вернусь, – махнула на прощанье рукой и в считаные секунды скрылась за углом дома.
Борька проводил маму взглядом, шумно вдохнул холодный, утренний воздух. Он знал, что сидеть придется долго, и чтобы развеять скуку, стал болтать ногами, задевая носками ботинок небольшую лужицу под скамьей. Мутная вода, взрываясь фонтаном, обдавала брызгами руки, лицо, оседала частыми крапинами на непромокаемой курточке. Борька морщился, зябко поёживался и часто-часто моргал мокрыми ресницами.
Поднялся и окреп ветер. Небо в считаные минуты заволокло серой завесой, заморосил дождь. Тихо покачиваясь, скрипело старое дерево у скамьи, опадая, кружились сухие листья.
Упавшей к ногам сухой ветке, Борька обрадовался. Орудуя веткой как шпагой, стал нападать на невидимого противника.
***
Ближе к полудню Ануш нехотя поднялась с постели. Нашарила ногами тапки и поплелась на кухню, массируя рукой затекшую поясницу. Еще один день, похож на предыдущий: скука, боль и одиночество. Когда же небеса сжалятся и призовут к себе?
У батареи, пышной шапкой поднялось тесто. Умелыми, выверенными движениями, Ануш распластала тесто в лепёшку и отправила на противне в духовку. Зажгла огонь под чайником и развела в стороны цветные ситцевые занавески.
Прямо под окном, на потемневшей от влаги скамейке, сидел парнишка. Капюшон его легкой курточки закрывал глаза, а полосатый, растянутый шарф свисал неопрятной лапшой до самых колен. Не замечая, что за ним наблюдают, мальчуган был занят своими делами: крошил печенье, собравшимся у его ног голубям, хлестал веткой по стволу старого тополя, а устав, задирал голову, рассматривая проплывающие по небу тучи.
Ануш отвлеклась на закипевший чайник, налила в пиалу желтый ромашковый чай. Подперев голову рукой, задумалась о семье, которой у нее уже не было.
Муж Серго и сынишка Артем по утрам спешили на кухню, где на столе, под льняным полотенцем их дожидались горячие лаваши. Артем грел ручонки о хрустящую золотистую корочку и непременно интересовался:
– «Сметану, не забыла купить?»
Ануш целовала сына в темную макушку, разливала по чашкам чай и любовалась, с каким усердием он макает кусок горячей лепешки в сметану, сдобренную чесноком.
– «Мужик растет», – подмигивая мужу, тихо радовалась она. – «Опора нам в старости будет!»
Серго не суждено было дожить до старости, а Артём вырос, обзавелся семьей и о матери вспоминал не чаще, чем раз в месяц. Исправно ходил за продуктами и лекарствами, но даже когда она пекла его любимый лаваш с зеленью и солоноватой брынзой, он лишь торопливо хватал кусок на бегу. «Звони, если что», – наскоро целовал мать в сморщенную щеку и убегал.
Но она никогда не звонила и ничего не просила. Не привыкла докучать и быть слабой.
Ануш смахнула слезу, отхлебнула остывший чай и снова устремила взгляд в окно. Мальчишка все еще сидел там, на посту у скамьи, как маленький часовой. Сжавшись от холода, он растирал окоченевшие ладошки и беспрестанно болтал ногами.
«Пора домой, совсем замерз, бедняжка», – подумала Ануш, и сердце ее сжалось от тревоги, когда к скамье, с яростным лаем кинулся большой, серый пес. Мальчишка, спасаясь от клыкастой угрозы, запрыгнул на скамью с ногами, замахнулся веткой.
Ануш не стала ждать исхода неравной схватки. Накинув на плечи пуховую шаль, она, забыв про ноющую боль в пояснице, поспешила на помощь маленькому незнакомцу.
– Брысь! – топнула она ногой, прогоняя пса. – Совсем совести нет, на малышню нападать!
Пес ощетинился и, грозно рыкнув, нехотя отступил в сторону.
– А ты чего домой не идешь? – Ануш протянула руку, помогая мальчугану спрыгнуть с лавки.
Борька смотрел на маленькую, седую женщину, спасшую его от собаки, огромными голубыми глазами, и молчал. Ануш взяла его зябкую ладошку, чувствуя, как мелкая дрожь пробирает его до костей.
– Где твой дом?
Борька махнул рукой в сторону соседнего подъезда.
– Хочешь, провожу! – она легонько потянула его за мокрый рукав курточки.
Но Борька будто врос в скамейку. Упираясь, он прижал подбородок к груди и засопел. Ануш опустилась рядом на влажные доски, заглянула ему в глаза.
– Маму ждешь?
Борька хлюпнул носом, кивнул.
– Айда ко мне греться! – она обняла его за худенькие плечики. – Будешь в окошко маму выглядывать, не пропустишь. Борька не стал долго раздумывать над выгодным предложением. Ноги давно превратились в ледышки, руки покрылись гусиной кожей, и больше всего на свете хотелось тепла. Не сводя глаз со скамейки, он робкими шажками поплелся вслед за своей неожиданной заступницей.
