Присяжные были готовы. После 42 часов обсуждений, последовавших за слушанием, длившимся 71 день, которое включило в себя 530 часов показаний четырех дюжин свидетелей, и после целой вечности, проведенной в молчаливом наблюдении за тем, как пререкаются юристы, судья читает нравоучения, а зрители, словно хищные птицы, только и ждут новых изобличающих фактов, присяжные были готовы. Запершись в кабинете для совещаний, тихом и уединенном, десять из них с удовлетворением написали свои фамилии на вердикте, в то время как двое других с обиженным видом стояли в углу, угнетенные и несчастные из-за того, что их мнение не совпало с ви́дением большинства. Люди обнимали друг друга и улыбались, и такая эмоциональность была вполне оправданна – уцелев в этой маленькой войне, они теперь могли с гордостью вернуться на поле боя с решением, которое удалось спасти лишь благодаря упорству и упрямым поискам компромисса. Их мучениям пришел конец, их гражданский долг был выполнен. Они отслужили добросовестно и даже более того. Они были готовы.
Председатель коллегии присяжных заседателей постучал в дверь, разбудив задремавшего старика Джо. Старик Джо, судебный пристав почтенного возраста, обеспечивал их охрану и, кроме того, занимался организацией питания, выслушивал жалобы и тайком передавал суть их переговоров судье. Еще поговаривали, что в молодости, когда слух у старика Джо был намного лучше, он подслушивал прения присяжных заседателей через тонкую сосновую дверь, которую сам же выбрал и установил. Теперь подслушивать он уже не мог и по секрету своей жене – и только ей! – поведал о том, что после окончания этого мучительного процесса он скорее всего избавится от своего старого пистолета раз и навсегда. Слишком тяжелым стало для него бремя надзора за отправлением правосудия.
Джо улыбнулся и сказал:
– Прекрасно, я позову судью.
Как будто судья находился где-то в недрах здания суда и только и ждал, когда его позовет старик Джо!..
Вместо этого он остановил секретаря и сообщил чудесную новость. Это и правда было замечательно. В старом доме правосудия никогда еще не проводились столь долгие разбирательства с участием такого огромного количества людей. Завершить такой процесс, не приняв решения, было бы позором.
Секретарь чуть слышно постучала в дверь кабинета судьи, затем шагнула внутрь и радостно объявила:
– У нас есть вердикт. – Прозвучало это так, будто она лично проводила трудные переговоры и теперь демонстрировала результат своей работы, словно преподносила щедрый подарок.
Судья закрыл глаза и вздохнул, глубоко и удовлетворенно. На его лице отразилась счастливая, слегка нервная улыбка, в которой виделось облегчение, даже неверие, и наконец он сказал:
– Соберите юристов.
После пяти дней раздумий судья Харрисон почти смирился с мыслью, что коллегия присяжных может и не прийти к общему решению. Это был самый страшный из его ночных кошмаров. По прошествии четырех лет с начала сложнейшей судебной тяжбы и четырех месяцев слушания дела по существу одна только перспектива дальнейших проволочек приводила его в ужас. Он не желал даже думать о том, чтобы пройти через это снова.
Он обул старые ботинки, вскочил с кресла, улыбаясь, как маленький мальчик, и потянулся за мантией. Наконец-то закончился этот процесс, самый длинный за его весьма долгую карьеру.
Прежде всего секретарь позвонила в «Пейтон энд Пейтон», семейную фирму, возглавляемую супружеской парой. Их офис располагался в заброшенном здании магазина дешевых товаров на окраине города. Помощник юриста подошел к телефону, на пару секунд приложил трубку к уху, затем бросил ее на рычаг и закричал:
– Присяжные вынесли вердикт! – Его голос эхом разнесся по извилистому лабиринту маленьких временных кабинетов и заставил встрепенуться всех его коллег.
Он прокричал это еще раз и помчался к «бункеру», где спешно собирались остальные сотрудники. Уэс Пейтон уже был там, а когда внутрь вбежала его жена Мэри-Грейс, их глаза на долю секунды встретились, полные неистового страха и изумления. Два помощника юриста, два секретаря и бухгалтер выстроились у длинного, заваленного бумагами рабочего стола и замерли, глядя друг на друга в ожидании, что кто-то другой заговорит первым.
Неужели это и правда конец? После того как они прождали целую вечность, могло ли все закончиться столь быстро? Столь резко? Всего лишь одним телефонным звонком?
– Как насчет того, чтобы немного помолиться в тишине? – предложил Уэс. Взявшись за руки, они встали тесным кружком и стали молиться так, как не молились никогда раньше. К Господу Всемогущему понеслись разные просьбы, но все они сводились к одному – мольбе о победе. «Пожалуйста, милостивый Боже, после стольких ожиданий, и усилий, и потраченных денег, и страхов, и сомнений, пожалуйста, пожалуйста, только даруй нам священную победу. И избавь нас от унижения, краха, разорения и всех тех напастей, которые может принести неблагоприятный вердикт…»
Затем секретарь позвонил на мобильный Джареду Кертину – главному представителю защиты. Мистер Кертин мирно отдыхал на взятом напрокат кожаном диване в своем временном кабинете на Франт-стрит в деловой части города, в трех домах от здания суда. Он читал какие-то жизнеописания, лениво наблюдая за тем, как проходит час за часом, за каждый из которых он получал по 750 долларов. Он спокойно выслушал звонящего, бросил трубку и сказал:
– Пойдемте. Присяжные готовы.
Его угрюмые солдаты вытянулись по стойке «смирно» и выстроились в ряд, чтобы сопроводить его на пути к еще одной сокрушительной победе. Они удалились без единого слова, без единой молитвы.
Далее секретарь обзвонил других юристов, затем репортеров, и вскоре новость уже разнеслась по улицам города и стала передаваться из уст в уста.
В это время где-то на верхних этажах высотного здания в нижнем Манхэттене охваченный паникой молодой человек ворвался на важную встречу и шепотом сообщил срочные новости на ухо мистеру Карлу Трюдо, который в ту же секунду потерял всякий интерес к предмету обсуждения, резко встал и сказал:
– Похоже, присяжные вынесли вердикт.
Он вышел из комнаты в длинный коридор и направился в просторный угловой кабинет, где снял пиджак, ослабил узел галстука, приблизился к окну и устремил взгляд на видневшуюся вдалеке во мгле ранних сумерек реку Гудзон. Он ждал и, как всегда, задавал себе один и тот же вопрос: как получилось, что благополучие его империи теперь всецело зависит от благоразумия двенадцати самых обычных людей, собравшихся в каком-то болоте в Миссисипи?
