Аристократу присуще ощущение избранности. Он чувствует, что рождён для осуществления высокой цели и миссии. Он отдаёт себе отчёт в том, что он – особый человек, не похожий на других, несущий особую ответственность перед миром и исполняющий особое служение. Аристократ гордится своей особенностью и непохожестью на других. Он гордится собой, но не тем, что сделано им. Он сам, а не его достижения являются ценностью. Он по праву горд, но не высокомерен, ибо знает, что ничто так не унижает человека, как высокомерие.
«Кодекс аристократа»
Томас Лонг явно не видел этого фильма раньше: незнакомые лица и интонации актёров, непонятные мизансцены.
На большом почти квадратном экране нет красок, всё будто сделано в бежевой сепии, и звук идёт откуда-то сзади.
Томас Лонг сидит в первом ряду, и рядом – другие люди, он не видит их, хотя хорошо слышит доносящееся перешёптывание.
Фильм, видимо, комедийный, зрители неустанно смеются и с оживлением обсуждают экранное действие.
В самом конце ряда, с краю, сидит карлик, он особенно энергичен в своём смехе – порой он просто безудержно хохочет, тычет пальцем в сторону экрана, трясёт большой бородатой головой, нетерпеливо перебирает в воздухе кривыми толстыми ножками и стучит кулачками о подлокотники кресла.
Время от времени он произносит что-то смешное, задыхается своим смехом, и смехом же вторят ему сидящие вокруг него.
Томас Лонг не может понять, что говорит карлик, он тормошит соседей, просит повторить карликову шутку, но те только мотают головами, не в силах прервать смеха, и знаками рук призывают смотреть на экран.
Он же не видит ничего смешного: там в фильме молодой мужчина и девушка, держась за руки, выглядывают из-за тёмной завесы, будто что-то ищут – смысл их действий не вполне ясен.
Томас Лонг подходит к карлику, нагибается к нему, просит говорить громче и чётче, потому что ему не слышно.
Карлик криво улыбается и что-то говорит ему на ухо, но он совсем ничего не может разобрать, как будто это иностранная речь.
«Что он говорит? На каком языке? Почему я ничего не понимаю?» – кричит Томас Лонг в толпу зрителей, но те в ответ лишь пожимают плечами, а потом отвлекаются на действие киноленты и снова хохочут.
Ему становится скучно, он идёт к выходу, оборачивается в дверях, видит финальные титры на фоне целующей пары.
«Почему все голливудские фильмы кончаются одинаково?» – думает он и выходит из зала.
Перед кинотеатром – автомобильная парковка, там множество машин, разного вида и достоинства, в некоторых сонные водители лениво ожидают хозяев.
Он замечает привязанную к столбу лошадь и даже не удивляется, почему это лошадь припаркована среди автомобилей, и что вообще она делает в городе вдали от ипподрома и парка аттракционов.
Томас Лонг направляется прямо к ней, она же приветствует его ржанием, и он отчётливо в голове своей слышит слова: «Куда едем, хозяин?»
Он взбирается на лошадь и говорит: «Едем домой».
Лошадь скачет к дому, а он удивляется тому, что умеет ездить верхом, хотя никогда этого раньше не делал, что понимает лошадиную речь, и что лошадь знает, где его дом.
Он находит этому единственное возможное объяснение: должно быть, всё это ему снится – и лошадь, и карлик, и безликий фильм.
«Но ведь даже и у сна должна быть какая-то своя логика, какой-то смысл и зашифрованное послание… Почему же я их не вижу?» – думает Томас Лонг и просыпается – на пять минут раньше положенного будильником времени.
Аристократ не работает против своей воли, по приказу и принуждению. Подобная работа никогда не составит основу его жизни. При этом неприятие вынужденной работы не означает осуждения работающих – к ним он испытывает сочувствие. Аристократ различает работу и служение. Для него служение идеалам и ценностям, как и своей земле, – естественно и необходимо.
«Кодекс аристократа»
Хотя Томас Лонг проснулся сам, без механической помощи будильника, выспавшимся себя он нисколько не чувствовал.
Накануне он допоздна смотрел по телевизору теннисный матч – и, несмотря на то, что он не был особенным теннисным болельщиком, любовь к завершённости и целостности заставили его досмотреть затянувшийся поединок до конца, сквозь сонливость, сквозь слипавшиеся веки.
А дальше обычная утренняя процедура: неровные шаги к кухне, щёлкнувший электрический чайник, растворимый кофе в толстой керамической чашке, теряющий свой аромат при погружении в кипяток.
Потом тусклая ванная комната, душ, заплывшее отражение в запотевшем зеркале (а ведь накануне вроде бы и не пил ничего), искусственная свежесть ментола в зубной пасте, намокшие тапочки и влажные мурашки на выходе из ванной.
Сколько дней, сколько лет Томас Лонг думает одно и тоже: что же такое надо сделать, чтобы не ставить на утро будильник, чтобы не содрогаться, видя себя утреннего в зеркале, чтобы от фальшивого кофе и холодных круассанов с джемом не сводило желудок – и чтобы хотелось ехать в офис?
Но всё же это утро отличалось от предыдущих, и хотя посетившее Томаса Лонга необычное сновидение не было кошмаром, оно оставило после себя смутный шлейф чего-то упущенного и недопонятого.
Тревожность вообще присуща ночному миру, но загадочность пришедшего к нему сна вызвала непривычное напряжение, и даже чистота солнечного утра вопреки обыкновению не рассеивала его.
С самого пробуждения всё было не так, как обычно: кофе показался нарочито горьким, круассаны – пресными, фен как нарочно не давал прохладного воздуха, и горячее его дыхание обжигало волосы.
Одеваясь, он включил компьютер, загрузил свою почту и не увидел ничего, кроме привычного рекламного мусора.
Это тоже было довольно необычно: хотя Томас Лонг и не вёл активной переписки, всё же несколько писем каждое утро ждали его в почтовом ящике.
Сегодня же никаких сообщений не было, и он решил, что, должно быть, произошли какие-то неполадки в самой сети, что письма просто задержались и непременно придут позже.
Он оделся и вышел из дома в город.
Машина Томаса Лонга уже вторую неделю простаивала на сервисе, мастера делали вид, что уже заказали и вот-вот получат одну важную и дорогую деталь.
По этой причине он ездил на такси, ужасаясь как своим возросшим расходам, так и совершенному отсутствию водительского достоинства у таксистов.
Не порадовало и сообщение в теленовостях о том, что дорожное движение сегодня будет сильно ограничено из-за проходящего в городе международного саммита, крупнейшего за последние семь лет – и значит, большие автомобильные пробки гарантированы.