Хуктонское сокровище похитили в пасхальное утро 1342 года.
Эта святая реликвия висела на стропилах церкви, и было удивительно, что такая драгоценность хранится в столь глухой деревне. Некоторые поговаривали, что не дело это – держать ее там, что следовало бы поместить ее в раку в каком-нибудь соборе или большом монастыре. Другие, и таких было немало, утверждали, что она не настоящая. Только полные олухи отказывались верить, что многие святые реликвии – подделки. По проселкам Англии шлялись шарлатаны, торговавшие пожелтевшими костями и ребрами – якобы мощами блаженных святых. Иногда кости действительно были человеческие, хотя чаще – свиные или даже оленьи, но глупцы все равно покупали их и молились им. «Человек может молиться хоть святому Гинфорту, – говорил отец Ральф, насмешливо фыркая. – А они молятся свиным костям, свиным костям! Блаженной свинье!»
Это отец Ральф доставил сокровище в Хуктон; он и слышать не хотел о перенесении его в другой собор или монастырь. И так оно восемь лет провисело в маленькой церквушке, покрываясь пылью и зарастая паутиной, которая отливала серебром, когда через высокое окно западной башни на нее падали косые лучи солнца. На святыню усаживались воробьи, и иногда по утрам на ней висели летучие мыши. Ее редко чистили и вряд ли когда-либо спускали вниз, хотя время от времени отец Ральф требовал принести лестницу, и, когда сокровище снимали с цепей, он молился над ним и гладил его рукой. Священник никогда не хвалился им. Другие церкви и монастыри, владей они подобной драгоценностью, воспользовались бы ею для привлечения паломников. Но отец Ральф поворачивал гостей обратно. «Да так, ничего особенного, – говорил он, если пришелец спрашивал о реликвии, – безделушка, пустяк». А если гость настаивал, священник начинал сердиться: «Это ничто, пустяк. Сказано вам: ничто!» Отец Ральф был грозным человеком, даже когда не сердился. А в гневе он походил на косматого демона. Его пылающая ярость оберегала святыню, хотя сам он считал, что лучшей защитой является неведение – ведь если люди не узнают о сокровище, то Бог его сохранит. И он его действительно хранил. Какое-то время.
Заброшенный Хуктон был для сокровища лучшим укрытием. Крохотная деревушка лежала на южном побережье Англии, где по каменистому пологому берегу спешил в море ручей Липп – почти что река. Из деревни в море выходили полдюжины рыбачьих лодок, которые ночью укрывались за Хуком – галечной косой, огибавшей устье Липпа. Во время знаменитого шторма 1322 года море, хлынув через Хук, выбросило лодки на берег и разбило их в щепки. Деревня так по-настоящему и не оправилась от той беды. До шторма от Хука отплывали девятнадцать лодок, а через двадцать лет на волнах за ненадежным барьером у Липпа качалось лишь шесть утлых суденышек. Прочие селяне работали в солеварнях или пасли овец и коров на холмах позади горстки крытых соломой хижин. Ветхие жилища сбились вокруг маленькой каменной церкви, в которой на почерневших балках висела святыня. Таков был Хуктон – селение, полное лодок, рыбы, соли и скотины, с зелеными холмами позади, широким морем впереди и невежеством посредине.
В Хуктоне, как и повсюду в христианском мире, в канун Пасхи устраивали всенощное бдение. В 1342 году эту торжественную обязанность исполняли пять человек. Они смотрели, как отец Ральф освятил пасхальные Святые Дары, а потом возложил хлеб и вино на покрытый белым полотном алтарь. Облатки лежали в простой глиняной чаше, покрытой беленым холщовым лоскутом, а вино было налито в собственный серебряный кубок отца Ральфа. Этот серебряный кубок добавлял ему загадочности. Местный пастырь был очень высок, благочестив и слишком образован для сельского священника. Ходили слухи, что он мог бы стать епископом, но дьявол искушал его дурными желаниями. Доподлинно было известно, что за несколько лет до прихода в Хуктон он был заточен в монастырской келье за одержимость дьяволом. Потом, в 1334 году, бесы покинули его, и священника послали в Хуктон. Здесь он пугал местных жителей, молясь чайкам, либо расхаживал по берегу, проливая слезы о своих грехах или колотя себя в грудь острыми каменьями. Когда грехи слишком давили на совесть, он выл по-собачьи. Впрочем, в заброшенной деревушке он нашел некоторое утешение. Отец Ральф построил себе большой бревенчатый дом, который разделил с домохозяйкой, и подружился с владельцем Хуктона сэром Джайлзом Марриоттом, жившим в каменном замке в трех милях к северу от деревни.
Сэр Джайлз был, несомненно, благородный человек. Таким же казался и отец Ральф, несмотря на свою косматую шевелюру и сердитый голос. Священник держал книги, которые почитались в Хуктоне за величайшее чудо после святой реликвии. Иногда, когда его дверь оставалась незапертой, люди разевали рот, увидев на столе башню из семнадцати томов в кожаных переплетах. Большинство книг было написано на латыни, но небольшая часть – на французском, родном языке отца Ральфа. Не на том французском, на котором говорят во Франции, а на нормандском наречии, языке английских правителей. Деревенские жители решили, что их священник не иначе как благородного происхождения, правда, спросить его самого об этом никто не осмеливался. Его слишком боялись, и хотя он выполнял свой долг – крестил, совершал богослужения, заключал браки, исповедовал, отпускал грехи, отчитывал и хоронил, – но свободное время с селянами не проводил. Отец Ральф бродил в одиночестве, мрачный, лохматый, с пылающим взглядом, и тем не менее прихожане гордились им. Большинство деревенских церквей страдало от невежественных мордатых «жрецов», едва ли более образованных, чем их паства. А Хуктон в лице отца Ральфа обрел настоящего ученого, слишком умного для панибратских отношений, возможно, святого, может быть, человека благородной крови, может, раскаявшегося грешника, возможно, сумасшедшего, но, несомненно, настоящего священнослужителя.
Отец Ральф благословил Святые Дары, потом напомнил пятерым мужчинам, что в ночь перед Пасхой Люцифер выходит на промысел, мечтая утащить с алтаря Святые Дары, и потому все пятеро должны бдительно оберегать хлеб и вино. Какое-то время после ухода священника они послушно стояли на коленях, глядя на кубок с выгравированным на боку геральдическим гербом. Герб изображал таинственного зверя с рогами и бивнями, который держал чашу Грааля. Этот благородный предмет внушал мысль, что отец Ральф действительно человек благородной крови, павший столь низко из-за козней дьявола. Серебряный кубок мерцал в свете двух неимоверно высоких свечей, которым предстояло гореть всю долгую ночь. Большинство деревенских жителей не могли позволить себе настоящих пасхальных свечей, но отец Ральф каждый год покупал две штуки у монахов в Шафтсбери, и прихожане робко пробирались в церковь, чтобы взглянуть на них. Но в эту ночь после наступления темноты только пятеро селян смотрели на высокое ровное пламя.
