Греки
Григорий Ласкарь (известный как Зоран из Рагузы и Риномет)
Феон Ласкарь
София Ласкарь
Такос Ласкарь
Минерва Ласкарь
Константин Палеолог, император
Феофил Палеолог, кузен Константина
Георгий Сфрандзи, историк
Феодор из Каристоса, имперский лучник
Флатенел, капитан
Лука Нотарас, мегас дукс
Афина, горничная
Турки
Лейла, колдунья
Мехмед Эль-Фатих, султан турок
Хамза-бей, советник
Ахмед, земледелец
Абаль, дочь Ахмеда
Заганос-паша
Кандарли Халиль, великий визирь
Балтоглу-бей, адмирал
Рашид, башибузук
Фарук, болукбаши
Аксемседдин, имам
Исхак-паша
Караджа-паша
Генуэзцы
Джованни (или Жиан) Джустиниани Лонго, он же Командир, глава обороны
Энцо Сицилиец
Амир Сириец
Бастони, капитан
Бартоломео
Венецианцы
Джироламо Минотто, байло (глава) венецианцев в городе
Коко, флотоводец
Братья Бокьярди
Тревизьяно, флотоводец
Прочие
Джон Грант (известный как Иоганн), инженер
Фарат, жена Ахмеда
Монир и Мустак, дети Ахмеда
Исаак Алхимик
Урбан, трансильванский пушечный мастер
Абдул-Матин, телохранитель
Станко, омишский пират
Дон Франциско де Толедо, кастильский воин
Иоанн Далматинский, имперский советник
Архиепископ Леонард
Кардинал Исидор
Раду Дракула
Зоркий Человек
Ульвикул, кот
Падение города редко бывает таким внезапным, как это было в Помпеях. Будто старик, что шатается над обрывом, город падает долго, пока не окажется на самом краю.
В 1453 году таким городом стал Константинополь.
Благословленный географией, оседлавший Европу и Азию, державший важнейшие торговые пути, Константинополь со своей Византийской империей процветал, одно время контролируя две трети цивилизованного мира.
Однако тысячелетие войн – гражданских, религиозных, с иноземцами – подорвало его силы. Его грабили другие христиане. Его подчиняли великие державы – Венеция и Генуя. К середине XV века от империи осталось немногим больше, нежели сам обедневший город. Сейчас, когда над ним навис рок, собратья-христиане готовы послать ему помощь, но только за немыслимую цену – город должен отказаться от православия и объединиться со всеми католиками под Папой.
Люди бунтуют, но у императора нет выбора, он должен согласиться. Он понимает то, чего не видит народ.
Турки уже близко.
Пророк предсказал, что Константинополь падет перед джихадом. Однако восемь столетий армии Аллаха разбивались о несокрушимые стены города. Даже Айюб, сподвижник самого Мухаммеда, умер перед ними.
Но сейчас знамя подобрал молодой мужчина. Преисполненному решимости стать новым Александром, новым Цезарем, Мехмеду, султану всех турок, исполнился двадцать один год.
Старик шатается над обрывом… и молится о том, чтобы его отступничество от веры не было тщетным. Молится о чуде.
6 апреля 1453 года
Мы идем, Грек.
Заберись на самую высокую башню среди своих мощных стен. Они охраняли тебя тысячу лет. Сдерживали все наши атаки. Пред ними, где некогда раскинулись твои поля и виноградники, теперь видны только наши траншеи и брустверы. Там пусто – пока. Ты думаешь, их заполнит еще одна обреченная армия Ислама, подобная всем тем мученикам, что пришли и потерпели неудачу?
Нет. На этот раз мы другие. Нас намного больше, да. Но это еще не все. Мы принесли кое-что новое.
Закрой глаза. Ты услышишь нас задолго до того, как увидишь. Мы всегда появляемся с фанфарами. Мы – люди, которые любят шум. Слышишь это гулкое буханье? Оно начинается за хребтом и бежит по нашим траншеям, через призраки твоих виноградников, пробирается по камню и щекочет тебе ноги. Это барабан, кёс-барабан, огромный живот великана-турка, что бьет в него. За ним – другой… Нет, не один. Не пятьдесят. Больше. Эти идут под визг труб, семинотных севре, по семь на каждый барабан.
Оркестры-мехтеры маршируют вдоль хребта; на серебряной отделке инструментов сверкает солнце, качаются парчовые кисти. Ты моргаешь, а потом думаешь: да их же тысячи. Тысячи. И все они безоружны.
Те, что носят оружие, идут следом.
Первыми – воины из Румелии. Много лет назад, когда вы уже были слишком слабы, чтобы остановить нас, мы обошли ваши стены и захватили земли, лежащие от них к северу. Теперь люди этих земель – наши воины. Валахи, сербы, болгары, албанцы. Ты щуришься от яркого света, желаешь не видеть, надеешься, что за дымкой нет – но они есть! – тысяч, которые движутся там, мужчины на конях, а за ними еще больше пеших. Намного, намного больше.
Люди из Румелии проходят хребет и направляются на север, к Золотому Рогу. Когда первые доходят до воды, они останавливаются, разворачиваются, строятся. Шеренга за шеренгой на гребне, бесчисленные, как муравьи. Их оркестры-мехтеры испускают последнюю волну нот, последний раскат барабанного боя. Потом они умолкают.
Только на мгновение. Снова барабаны; еще громче, если такое вообще возможно, трубят трубы. Потому что анатолийский отряд еще больше. Можешь ли ты в это поверить? Столько людей вновь перевалило через хребет, и они все идут и идут. Они движутся к другому морю, на юг, к Мраморному, – воины из самого сердца Турции. Сипахи[1], рыцари в кольчугах от шеи и до колен, в железных шлемах-тюрбанах, правят своими конями лишь усилием бедер и ворчанием, оставляя руки свободными для длинных копий и поднятых вверх больших изогнутых луков. Наконец они проходят; а следом маршируют яйи, крестьянские воины, одоспешенные господами, за которыми следуют, обученные ими; они поднимают свои копья и большие щиты.
В конце концов и этот огромный отряд доходит до воды; люди поворачиваются к тебе, выстроившись двойными шеренгами. Музыка стихает. Ветер треплет вымпелы. Кони мотают головами и фыркают. Люди молчат. Однако между многочисленными отрядами Румелии и Анатолии осталось место. Этот разрыв тревожит тебя, ибо ты знаешь, что он будет заполнен.
И его заполняют. Орда, в которой людей не меньше, чем тех, что пришли раньше. Они идут без музыки. Но они кричат. Их поток стекает с хребта и разбегается вдоль доспешных шеренг Анатолии и Румелии. Они не маршируют. Им никогда не показывали, как это делать. Они – башибузуки, иррегулярные войска, рекруты с полей империи и городских трущоб. У них нет доспехов, хотя многие несут щиты, и каждый воин – клинок. Некоторые пришли во имя Бога, но все – во имя золота. Твоего золота, Грек. Им сказали, что улицы твоего города вымощены золотом, и эти десятки тысяч будут вновь и вновь бросаться на твои стены, чтобы заполучить его. Они станут умирать десятками – да, так и будет, – и их сменят новые десятки. Другие. Каждый десяток убьет одного из вас. Пока не настанет время обученных и одоспешенных воинов, которые пройдут по принесенным в жертву телам, как по мосту, и убьют немногих оставшихся. Всех вас.