Говорят, судьба никогда не закрывает одну дверь, не позаботившись открыть другую. Врут, похоже. Или кому-то жить веселее с надеждой на такой расклад? Не знаю. Только, по-моему, судьбе до фонаря все эти правила… И потом… Те, перед кем она все двери захлопнула, – где и кому теперь жалуются?
Когда дело вдруг закрыли и меня выпустили – вот это был подарок! Я насчет торжества справедливости никаких иллюзий не питаю. Если в эти жернова попал, то перестаешь быть человеком и становишься абстрактной, но заведомо отрицательной величиной – «презумпция виновности». Мало, что ли, у нас по тюрьмам безвинных мается? Благодарить нужно судьбу за такие подарки.
Вышел я – и угодил прямо на похороны Кегли: тем же утром его хоронили. Я даже переодеться не успел, так в джинсах и свитере Кеглю в последний путь и провожал. А у них там, надо сказать, очень чинно было – все в черном, костюмчики с иголочки, даже у челяди. Один я не по форме. Предки у Кегли – люди на деньгах, так что похороны им удались.
Вообще-то, я к нему прохладно относился, каюсь… Но он почему-то упорно считал меня своим другом. Странная блажь… Вроде ничего хорошего в жизни я ему не сделал, хотя и плохого тоже. Ну, вписался за него разок: увидел – морду знакомую бьют, и вписался… скорее рефлекторно, чем сознательно. Тогда мы с ним, собственно, и познакомились на самом деле, а до того даже не здоровались.
Приглашение мне передали через Тимыча. Мать Кегли об этом позаботилась, она тоже считала меня его другом. Вот только откуда она узнала, что меня сегодня выпустят…
Девчонка там одна довольно симпатичная была, на похоронах… Хотя, после шести месяцев в камере, наверно, и гоблин симпатичным покажется. Если он самка, конечно.
Девочка сама ко мне подошла:
– Вы, наверно, Валентин? Вы с Виталиком вместе учились…
– Учился, – сказал я, – какое-то время… А вы ему кто будете?
– Я Ольга, его невеста.
– Мои соболезнования… – смутившись, пробормотал я: не ожидал, что у Кегли такая милая невеста обнаружится… овдовевшая, если можно так выразиться.
Тимыч сказал, что Кегля умер от передозировки героина. Похоже на Кеглю: он во всем норовил добиться законченности. Эстет. Если б не папа, он бы давно плохо кончил. Но папины деньги у Кегли не переводились, заботливо выстилая все неровности на его извилистом пути. Хотя дороги, которые выбирал Виталик, упорно уводили его в сторону от этого грешного мира. Я ему говорил, что он может проскочить точку возврата, но кого это останавливало? Видно, на этот раз Кегля не рассчитал, и дорожка, которую он втянул своим любопытным алчущим носом, привела его прямиком в рай.
– Спасибо… – печально кивнула Ольга. – Очень жаль, что он вас так и не дождался.
Похоже, ее сведения обо мне не ограничивались студенческим периодом.
– Здравствуйте, Валечка, – подошла к нам мать Кегли. – Хорошо, что вы пришли… И хорошо, что вы, наконец, снова с нами… Правда, в такой тяжелый час… – Ее губы задрожали, и она приложила платок к покрасневшим от слез глазам. – Мы все за вас очень рады. Мой мальчик так хотел вам помочь, но… видите, как вышло…
Я не совсем понял, что она имела в виду, но в подобных обстоятельствах задавать вопросы не очень-то удобно, и я оставил их при себе, до более подходящего случая. Я снова неловко выразил свои соболезнования, и мы двинулись вслед за процессией.
Пока батюшка причитал и размахивал кадилом, стал накрапывать дождь, а когда гроб, наконец, опустили в землю, зарядил всерьез. Вокруг защелкали, раскрываясь, большие черные зонты – словно гигантские траурные поганки стремительно прорастали возле свежей могилы…
У меня зонта не было, но Ольга подняла надо мною свой и встала совсем рядом.
– Вы не подержите? – спросила она.
– Конечно. – Я взял у нее зонтик, прикрывая нас обоих.
Четверо могильщиков дружно орудовали лопатами, не обращая на дождь никакого внимания. Работали они бойко – через десять минут могила заполнилась землей, и на месте ямы возник небольшой холмик. Отец Кегли обвел присутствующих потерянным, опустошенным взглядом, кивнул и направился к выходу. Все последовали за ним. Возле парковки народ уже слегка оживился. Скорбное молчание, в конце концов, было нарушено, и приглушенные голоса своими интонациями чем-то неуловимо напоминали движения человека, разминающего затекшие мышцы. Бодро захлопали дверцы машин, и стало ясно, что далеко не все присутствовавшие на церемонии не представляют себе дальнейшей жизни без Кегли. Как ни прискорбно, я тоже принадлежал к этому циничному большинству.
– Тебя подвезти, Оленька? – спросил мою спутницу отец Виталика, приоткрыв дверцу своей холеной «БМВ».
(Мою машину откупил Тимыч, когда мне понадобились деньги на адвоката, так что я, к сожалению, не мог предложить девушке подобной услуги.)
– Спасибо, я лучше прогуляюсь, – ответила «прикованная» ко мне зонтом спутница. Уж не знаю, жертвовала ли она собственным комфортом, чтобы спасти меня от дождя, или в самом деле желала пройтись…
– А вас, Валентин?
– Провожу даму, – пожал я плечами.
Он кивнул и уселся за руль. Через несколько минут публика разъехалась.
Мы с овдовевшей невестой пошли по тропинке через парк. Дождь вскоре прекратился, и я сложил зонтик, хотя с деревьев по-прежнему капало. Вообще-то я не люблю зонтов и не пользуюсь ими без крайней необходимости. Вероятно, потому, что сокращается обзор, а у меня к обзору трепетное отношение, особенно после моих сомалийских гастролей. Помню, как-то выдали нам широкополые панамы – незаменимая вещь в пустыне, можно даже без очков обходиться… А потом перебросили на юго-запад, в лесистый район. В первый же день двоих наших снайпер уложил – они там не хуже обезьян по веткам лазают. Мы его, конечно, потом сняли… но панамы тоже пришлось снять, а то, пока ты в такой панаме голову задираешь, в ней может лишнее отверстие образоваться… так что обзор иногда имеет значение.
– Виталик говорил, что вы служили где-то в Африке? – подняла девушка на меня глаза, будто прочла мои мимолетные мысли. Я заметил в этих глазах проблеск живого любопытства – хотя она, по-моему, довольно искренне оплакивала своего бедового жениха.
С подобным любопытством я уже сталкивался, если речь заходила о моей службе в Африке. Тут все думают, что это романтика. В общем-то, я тоже имел подобные соображения, когда контракт подписывал. На самом деле романтики там было не больше, чем воды в той Сахаре.
– Верно, – кивнул я. – Только я оттуда сбежал, он не говорил?
– Говорил… Но, мне кажется, вы правильно поступили. Рисковать жизнью ради денег – это же ненормально… Вы это поняли…
Я усмехнулся.
– Это зависит от того, сколько за жизнь платят.
– Жизнь бесценна.
