Первого января 2019 года космический зонд НАСА под названием «Новые горизонты» обнаружил Ultima Thule, самый удаленный небесный объект, когда-либо посещенный космическим кораблем, запущенным с Земли. Ultima Thule находится в поясе Койпера, представляющем собой скопление ледяных небесных тел на расстоянии шесть с половиной миллиардов километров от Солнца.
На латыни Ultima Thule означает «место за пределами известного мира». Оно как бы говорит: дальше нет ничего или, по крайней мере, ничего доступного человеческому пониманию.
А то и хуже.
Быть может, как говорилось в античности, hic sunt dragones. То есть дальше – драконы.
У меня была семья, но никто мне об этом не рассказал.
Не то чтобы о таком нужно было специально рассказывать, у человека есть семья, да и дело с концом, но в моем случае осознание, что мои родители – которые по отдельности остались живы, но умерли как пара и экосистема, – раньше были единым целым, пришло ко мне с тридцатипятилетним опозданием.
Дело не в том, что я не знала своих родителей. Конечно, знала. В свидетельстве о рождении записаны их имена, я ношу их фамилии[4], взглянув на меня, любой скажет, что я дочь своего отца, но никогда раньше, до 26 декабря 2020 года, говоря о них, я не использовала это выражение – «моя семья».
Осознание пришло ко мне именно в тот день. Мой отец вошел в гостиную моих дяди с тетей, жалуясь, сколько магазинов ему пришлось обойти, чтоб найти желтковый туррон[5]. Клара, его жена, попеняла ему: раз уж он так любит анчоусы, мог бы по крайней мере купить рыбу почище. Моя сестра Инес, отрешившись от всего происходящего, в вечном своем молчании, молниеносно печатала что-то на телефоне и яростно листала экран, отгородившись от всех наушниками – новыми, красными и огромными; они обхватывали ее изящную небольшую головку и на фоне светлых волос казались диадемой. Она не сняла их ни на минуту с тех пор, как пришла.
Мой отец пропустил замечание об анчоусах мимо ушей, уселся к нам за стол и посмотрел на завернутый в бумагу подарок, на который ему указал дядя Карлос.
– Это что? – спросил он дядю, которого все всю жизнь звали Чарли, и разорвал упаковку в оленях и рождественских венках. Оттуда показался фотоальбом в серой льняной обложке с надписью «Family album»[6]. Мой отец раскрыл альбом наугад – и я увидела ту фотографию. Самую обыкновенную: молодая пара, улыбаясь, смотрит в камеру, а на коленях у женщины сидит девочка в синем комбинезоне с куском хлеба в руках. Девочке на вид не больше года, от силы полтора. Мы с отцом глядели на фотографию. Хоть мать на ней и улыбалась, выражение лица у нее было напряженное, неспокойное.
Рассмотрев всю фотографию – поначалу я увидела только эти три фигуры, – я обнаружила, что на другом конце стола сидят мои дядя с тетей. На клетчатой скатерти – кувшин красного вина и несколько тарелок с остатками ребрышек и соуса алиоли. Мы с отцом молчали. Я не сразу осмыслила находку – не потому, что не знала, из какой она эпохи или что на ней происходит: это был самый обыкновенный семейный снимок, – а потому, что никогда до тех пор не видела фотографии, на которой мы с родителями были бы все втроем. Я никогда не видела фотографий своей семьи и просто-напросто забыла, что у меня тоже есть семья.
Еще несколько секунд мы смотрели на снимок – отец долго держал только что купленный желтковый туррон, но потом все-таки медленно положил его на стол, а Клара тем временем выносила из кухни идеально сервированные анчоусы, креветки, несладкую выпечку, финики с беконом (хоть никто сейчас и не ест фиников с беконом). Мы с отцом застыли в забытьи, разглядывая детали фотографии. Я подумала, что он, должно быть, как и я, забыл этот момент, забыл, что у него вообще была раньше другая жена, и теперь пытался отнести ту давнюю жену и дочь к какому-то моменту во времени, но к какому же, если датировать эту археологическую находку невозможно?
