Немцы никогда не экономили на своей безопасности и ракет осветительных не жалели, но в эту ночь им не повезло, на позицию доставили бракованную партию ракет и они, вылетая из ствола, зашипев, тут же гасли. Именно поэтому ночная атака русских замечена и не была вовремя, а сопротивление оказано слабое. Спящих солдат Вермахта даже убивать не стали, подняв пинками и использовав в дальнейшем, как вьючных животных. Всего взято в плен было около трехсот человек только ротой Михаила. Немцы испуганно сбивались в кучи, вытягивая вверх руки и лопоча: – Криег капут,– и потом с готовностью перли ящики с патронами, консервами и волокли походно-полевую кухню в сторону русских позиций. Отправленные утром под конвоем в тыл, они угрюмо брели, глядя под ноги, полагая что война для них закончилась и не победным прохождением через Красную площадь, а вот этим позорным через болото.
Старшина Васильев, суетился вокруг трофейной кухни, обустраивая пункт хозяйственного довольствия – ПХД роты и к рассвету замаскировал все так, что бойцы отправившиеся за утренней кашей, не сразу ее находили на восточном склоне высотки. 31-ое августа прошло в редких обстрелах минометами, одним авиа-налетом и перестрелкой с пехотой Вермахта, появившейся в окопах во второй половине дня.
Очень удивил Михаила визит командира соседнего полка утром, сразу после возвращения в окопы из ночной атаки. Майор Лузин Петр Николаевич, спрыгнул в траншею и загудел басом:
– Ну, где тут ваш ротный, который майор? Ты что ль? Ну, брат, давай кофий. Я большой до него любитель, жинка понимаш приучила. Давно не пивал.
В командирском блиндажике он, не церемонясь, присел к столу и выставил на него флягу со спиртом, скомандовав своему ординарцу: – Давай, Ерема, выкладывай из мешка что-нибудь на зуб. Эх, паря, как мы их ноне а? Мои-то орлы, ей Богу. Сам не знал. Думал ваклахи. Откуда что в русском человеке берется? Должно от дедов в крови. Ты сколь пленных взял?
– Человек двести,– Михаил, впервые столкнувшись вот так в неформальной обстановке со средним командным составом РККА, с любопытством рассматривал майора Лузина. Именно вот такие как он и были теми «рабочими лошадками», командовавшими непосредственно войсками. Они не отсиживались и таких-то и любили солдаты, называя «Батями».
– Ну, это рота. А мои «Вани», человек пятьсот пригнали. Правда, одним батальоном сходили,– «Вани» Лузин произнес, как-то особенно, с теплотой и Михаил подумал, что этого майора точно любят солдатики. Было в нем что-то домашнее, свойское, крестьянское.
Выпив сто грамм спирта и перекусив, майор принялся расспрашивать Михаила, совершенно простецки, откуда он и почему «брошен» на роту.
– Я сам Туляк. Если такими темпами будем драпать, то скоро дома буду,– помрачнел он, от перспективы добежать с армией до родного порога.
– А я тут из Москвы проездом, а родом из Питера.
– Хреново там сейчас,– посочувствовал городу на Неве Лузин.
– А где хорошо? Там где нас нет.
– Да уж, где вас нет… – майор покосился на петлицы Михаиловы.
– А как без этого, Петр Николаевич? А особенно на войне. Шпионы, диверсанты, дезертиры, саботажники, предатели. Их кто-то должен выявлять или пусть гуляют?
– Убедительно,– согласился командир 315-го полка.– Ну, давай еще по сто грамм, за то чтобы им всем сдохнуть и побегу я. Извини, сидеть некогда. Каб ни кофеё, так и не пришел бы. А где он, кстати?
Михаил выставил термос трехлитровый на стол и майор Лузин уставился на него с мальчишеским любопытством.
– Агрега-а-а-т,– уважительно протянул он, наблюдая как Михаил наливает напиток в кружки.
– Нравится? Забирай!– сделал Михаил широкий жест.
– Не могу, брат. Это вроде мародерства получится, а отдариться мне нечем,– замотал майор головой в пилотке.
– Считаешь что нечем? Не парься, Петр Николаевич. У меня еще один есть такой же. Это трофейный, японский. Сегодня ночью и взяли. Ну, вот на хрена мне два? Бери, на том свете угольками рассчитаешься.
– Ну, спасибо, брат. С меня причитается,– майор довольно крутнул смоляной, как у киношного Чапаева ус.– Что там по связи сообщают? В наступление когда?
– Ну, товарищ майор…– Михаил хлебнул кофе.– Кто здесь кто? Ты комполка, я ротный. Кто у кого спросить про такое должен?
– Ох, Михаил. Темнишь, брат. Я много чего видел на своем веку. А фамилия Соболев уже по проводам второй день жужжит. Тебе еще командующий фронтом не звонил? Рассказывали мне, как ты с ним разговаривал. Не страшно?
– Откуда я знаю, Петр Николаевич, страшно ему или нет? Мне бы на его месте непременно страшно бы было,– хмыкнул Михаил.
– Ну, маладца-а-а-а,– рассмеялся, слегка запьяневший Лузин.– А это не ты ли тот майор, что в штаб фронта ввалился при всех комдивах, с пакетом от Верховного, и всех в шею турнул? А потом командующий выскочил пулей следом и в отхожее место побежал?
– Нет, не я.
– А кто? У меня наш комдив разжалованный со вчерашнего дня в начальниках штаба. Глаз у него цепкий у Якова Георгиевича. Генерал майор Котельников. Не слыхал? Он мне приметы майора этого описал, ну вылитый ты, особенно в профиль.
– Про Котельникова слыхал и что сняли его перед боем тоже знаю, остальное все хрень полная. Не было пакета от Верховного. Это у Якова Георгиевича фантазия буйная. Поклон ему передай.
Ночью повторили атаку, причем вновь прибывшие немцы, вообще не спали, но атаку русских опять проморгали. Без рукопашной, правда, не обошлось в этот раз и сопротивлялись немцы отчаянно, но обошлось все для роты Михаила малой кровью, парой фингалов и разбитыми прикладом губами. Не повезло сержанту Иванову Петру Александровичу. Немец врезал ему прикладом в челюсть и вынес десяток передних зубов напрочь, так что губы у него налились оладьями и говорить он не мог совершенно. Уже в своих окопах Михаил завел его в блиндаж и заставил открыть разбитый рот.
Зубы он восстановил, пожалев парня, но опухоль снимать не стал, чтобы не напугать сержанта.
– Повезло, тебе Петр Александрович, зубы крепкие, все целы.
– А сто я тогда выплефыфал?– не поверил сержант и полез пальцем себе в рот.
– Щепки от приклада немецкого ты выплефыфал,– передразнил его Михаил.– Вот тебе мазь. Намажь десны и за пару дней все пройдет. Организм молодой, как на собаке все заживать должно.
Пленных в этот раз взяли гораздо меньше, человек пятьдесят и следующим утром немцы просто озверели, обнаружив, что за ночь русские опять опустошили их переднюю линию.
Минометный огонь открыли просто шквальный, расходуя видать последние запасы. Люфтваффе, не взлюбившее почему-то этот участок обороны русских, тоже прилетело с визитом, послав две пары Юнкерсов в сопровождении Хенкелей и высыпала на головы пару тонн бомб. Они об этом потом очень пожалели, оставшись с пустыми баками, но первый заход их Михаил вульгарно проспал, задремав в блиндаже под привычные для уха разрывы снарядов и мин. Попавшая в перекрытие бомба, сбросила его с нар и он матерясь, выскочил из блиндажа. Три наката выдержали, но тряхнуло так, что дрожали ноги.
