Неожиданно сверкнувший солнца луч
Разрывает пелену недельных туч,
Будит бешенство здоровое в крови,
Исступленное желание любви,
И полотнища ярчайшей слепоты
Свет разматывает в небе, как бинты,
Чтобы тело исцеленной синевы
Вновь исполнилось дрожаньем тетивы,
И, откинув одеяла облаков,
Бог спустил бы ноги ветра в хлад лугов
И бежал бы в вихре листьев, глаз слезя,
И сверкала б росным золотом стезя,
Обещая всем незаходящий свет,
Призывая нас за призом дряхлых лет…
Но наверно, недовыздоровел бог,
На закате вату с кровью не дожег –
И под капельницу ледяных дождей,
Вновь покорный общей слабости своей,
Мир ложится, чтобы тихо опочить.
В скорбном бдении луна ему в ночи
Будет вахтой бледной сестринской гореть
В коридоре бесконечной тишины.
До весны, дай бог, простимся. До весны.
Истоптали сапогами душу мне –
Прискакали, ускакали на коне
Полумесячном в одну и ту же ночь,
И отвесили, прощаясь: бестолочь…
Если я преображусь, подобно им,
Если стану я зеркальный аноним
Самому себе – небритый, сильный страх
О подогнанных под скатку, щит плечах –
Значит, кем я был? Никем. Побег, поросль,
Гладкой кожи, тонких рук недолгий гость,
Я выписываюсь утром, полоснув
Бритвой по скуле, сводя свой млажий пух
Бородавкой Тома Сойера к чертям:
Буду женам мил, как раньше – матерям.
А потом вернется молодость ко мне –
Континент, переоткрытый в дождь и снег,
Перерытая дорога, слякоть, мрак…
И один и тот же мальчик здесь и там
Улыбнется вдруг, как самому себе,
Догадавшись о бессмысленной судьбе.
Отчего эта ложь так сильна, так живуча,
Все пленяет она, все лучит из созвучий
Аэдической песни – трагических нот
На торгах нищеты популярнейший лот,
Обеспошленных вымыслов, впущенных к нам
Через голову – голытьбой – по головам,
Этот мрачный герой, сей провидец судеб,
Дарователь всех благ, отравивший нам хлеб
Горькой злобой мятущейся черной души…
Он любови богов нас навеки лишил.
Под сколькими мечами
Приходится сидеть,
Дамокл, тем из нас,
Кто служит Аполлону –
Капризы и печали
Толить несносных дев
И королей на час
Полировать короны…
Под сколькими очами
Приходится играть,
На сцену выходя
К ним в ледяном ознобе,
Под сколькими парчами
Приходится искать –
И уличать, найдя –
Тоску в монашьей робе.
Но скольким свечами
Приходится топить,
Чтоб выступил на лбу
Пот истинного дара,
Но сколькими ночами
Разрешено любить
Нам ясно сразу двух
В безогненном пожаре?
Танцоры ли, поэты –
Одно, Дамокл, мы,
И тщится заградить
Уста, связать нам ноги –
Одно. Так прыгай в Лету.
Хлебнем горчайшей тьмы.
Посмотрим, победить
Помогут ли нам боги.
Я чтил их не корыстно –
И думаю, любил
Того же ты, что я,
Когда дрожали мышцы,
Когда строка тащилась,
И были мы без сил,
А страшная стезя
Все забирала выше.
И с кручи вдруг открылся –
За осыпью камней –
Томивший нас в плену
Родимый дикий Тартар…
Последний меч – явился.
Пляши! Пиши! Развей!
Разбей! Круши стену
И прорывайся в завтра.
Я льдинюсь к тебе спозаранку,
Стесняюсь солгать – и кашляю.
Дай мне протуберанку
Здоровости взаправдашней.
Ты будешь поить меня чаем,
Вышколено и чинно…
Спои меня терпким раем
Без привкуса крови винной!
Я льну к твоим страшным ладоням,
Пытаясь найти оправданье
Квадригой умученным коням
И всей твоей грубой державе,
Титан, Гелиос несравненный,
Чайная экономка…
Ты поднял меня над вселенной –
А лучше б оставил в обломках
Угнанной колесницы
С запахом молнии свежей.
Нимфу назначу истицей,
Чтоб отвечать без одежды,
Свидетельствовать без утайки,
Хоть бы и малоподвижным…
Не отнимай ты у чайки
Мясо мое – я обижусь.
Но вряд ли до ссоры унижусь –
Напомнит мне диск обгорелый,
Что если сильнее я снижусь,
Какой бы я ни был умелый,
Управить повозкой – не выйдет.
И я выпрямляюсь в гостиной,
И чай выбираю обычный –
Без привкуса крови невинной.
Раскос без злобы
Эльфийский взгляд.
Высокой пробы –
Эльфийский яд:
Не убивает,
Но ты – мертвец;
Ты на Синае
Не пас овец.
Ни сном, ни духом
Ты не родня
Навозным мухам –
Сын соловья,
И правнук розы,
И внук огня,
А дочь мимозы –
Жена твоя.
С пути сошел ты
Давным-давно.
Крестом забито
Твое окно.
Ты спишь с травою,
Поешь цветам,
Стихов удои
Даешь летам…
Ты был ославлен
Как еретик,
А гроб – придавлен,
Чтоб каждый миг
Ты задыхался
И встать не мог.
И напихали
В твой рот – чеснок.
Но ты не ходишь
Округой той,
И то надгробье
Тебе – ничто,
И имя в камне –
Пустая вязь,
Пустая память,
А прах – лишь грязь.
Раскос без злобы
Эльфийский взгляд,
Под черной робой –
Искрит наряд!
В плаще дорожном
Хозяин мчит.
Великий зодчий
В природе спит.
Я не был угадан.
Мне имени нет в языке.
А слово такое, с огнем оно буде найдется,
Скорежит все лады,
И руку сведет на смычке,
И завеса в храме без всяких мечей разойдется.
Меня не провидел
Мой гордый и глупый язык,
Но гений меня осенял под дождем святотатства
Как зонтик невиданной
Яркости в мире слепых –
А бредней моих ни один не считал за богатства.
Я не был обкраден
Поэтому – нет дураков,
От зависти мне и чернейший завистник отлынит:
Я им всеничтожнее краба
В обмане песков,
Объявленных берегом в самом разгаре пустыни.
Словарь, ты невинен,
Хотя я растоптан тобой,
Навыворот-шиворот сказка о голом монархе:
Мерещится мне одному
Мой кровавый подбой,
Когда я снимаю – для порки – простую рубаху.
Где мальчик, что крикнет:
И вправду корона на нем!
И мантии бархата с трепетом жадным коснется,
И к бледной руке
Припадет, упадет – и о том
Быстрей эпидемии весть по земле разнесется…
О мастер! Пошей им
Такой же костюмчик, как мне,
На сцену гони – пусть потешат смеян и смеяльцев!
Но вряд ли оценят они,
Что совсем не на смех
Одет я в ничто, не на тыканье глупого пальца.
Да полно же. Буде.
Садит ли мне вымышленно?
Быть может, вообще меня нет – и ни счастью, ни горю
Не нужен, не сужен,
Не ссужен, не виден в сальдо,
И глохнет мой чаячий крик в обессоленном море…
Я не был угадан.
Мне имени нет в языке.
А слово такое, с огнем оно буде найдется –
Трезвучия ада
Разбудит в глумливом смычке,
И атом последний от верности мне отречется.
Не верь этой лжи – будто слово не стоит и грана
Этой пригоршни праха с торжественным именем «жизнь»,
Не верь, будто смысл – отдать все за чьи-то обманы,
За пожар на щеках, мимолетный безвольный каприз.
Подойдут, станут долго и нудно вещать, что ценнее
Всех о свете и тьме, в промежутке рождавшихся слов –
Поцелуи, и вздохи, и вечно спешащие тени,
Спозаранку гремящие связкой лучей в доме снов.
Не верь им. Отступники с тусклым, измученным взглядом
Хотят, чтоб и ты был не врозь – изменил божеству;
Порой и само божество опаляется адом,
И хочет, чтоб ты изменил наконец-то ему…
Решай, друг, тут сам. Не советчик тебе, не помощник,
Не буду искать в каталоге удачный пример.
Опасная это игра. Но давай ты не ложно
Оттрубишь свои дни, не сменяя стонадесять вер.
Колеблись и ты – но не между плохим и ужасным;
В этой трудной истории с праздничным именем «жизнь»
