Он вдруг появился – весь грязный и страшный. Он нес в себе продолжение, но не новое, а цикличное и мерзкое повторение старого, обыденного, будничного, монотонно повторяющегося старого, но для многих вполне положительного. Это был мой автобус. Наконец-то! Ура! Потому что, честно говоря, материальное на тот момент взяло верх над идеальным, и в вечном споре души и тела победило тело. Ноги совсем заледенели. А ты, бабуля, если такая шустрая, могла и рысцой до дому до хаты пробежаться. Для твоего возраста полезны прогулки на свежем воздухе. А нам, молодым, нужно беречь силы, чтобы поработать на благо отечества. Не зря же государство нас терпит всю свою сознательную жизнь. Я сейчас сдохну в этой давке! Ненавижу, ненавижу давку. Куда, куда они все прут эти бараны? И на какой… нужно своим пакетом делать из меня лепешку. Я знаю, что владелица пакета ни в чем не виновата. Она как все – человек, которому тесно в автобусе. Сразу вспоминается всё, что нужно, чего не хватает. Ей нужно покормить мужа и подмазаться к нему, чтобы он починил стиральную машину. А бабуле слева – чтобы правительство вместе с государством и буржуями, проворовавшимися донельзя, повысили ей пенсию, а еще, как присказка – паразит о том, что вся молодёжь дерьмо. Может быть, она и права. Все наркоманы, алкоголики и того хуже – тунеядцы. Да, да. Мы все такие. На самом деле она не права, всё не так. Мы ещё хуже! Мы пессимисты.
Ура! Мама! Как долго я ждала этого момента. Место освободилось!!! Это ни с чем несравнимо. Спишь три часа. Сдаешь экзамен в Университете. Чуть выпиваешь. Едешь, засыпая на ходу в битком набитом автобусе, мечтая о горячем супце. И вдруг – о, радость, можно присесть. Однозначно оргазм. Есть рай на земле.
Ну, кто ещё меня толкает? На! Видишь, товарищ, все вписано: номер магнитной карты и студенческий продлен. Что?!
Человек в какой-то странной для контролёра робе салатового цвета в розовый цветочек показывает моим глазам удостоверение. Я его не вижу, поэтому единственное, что ему остаётся, это пытаться показывать его моим глазам.
– Да я вам показала карточку – говорю я ему.
Нет, это не всё. Теперь я должен тебе показать. Пойдём со мной, ты увидишь всё.
Всё?!
Да.
Всё??
Да. Да.
Нет, то есть совсем всё?!
Естественно, я же контролёр – смотритель автобуса. Вы разве не в курсе?
Да я даже не знаю, скорее всего, да.
Ну, ладно, тогда «всё» будет окончательным.
Тут объявили следующую остановку: «Внимание, следующая остановка – «Смерть тем, кто собирается выйти», приготовиться, а тем, кто не собирается, всё равно придется когда-нибудь…»
Я посмотрела на тех, кто собирался выходить. Их было не много, не мало – ни рыба, ни мясо. Кого-то провожали, а кого-то нет. Алкашинского вида мужчину провожала жена. Плакала, приговаривая, что скоро к нему приедет. Ещё была женщина. Её никто не провожал. Она была ещё не старой, миловидна. Я спросила у контролера: «Почему алкаша провожают, а эту женщину – нет?» Он ответил: «Алкаш ничего не искал в жизни и ничего не нашёл. А женщина искала, а тот, кто ищет, всегда одинок, потому что он не знает, что именно ищет, и поэтому даже если что-нибудь найдет, подумает, что это не то, и бросит, дальше пойдёт искать. Я расскажу тебе про эту женщину. Таких много».
Она жила в средней семье. Вроде, всё было. Училась. Но чего-то не хватало. Если бы у неё чего-то не было или чего-то было бы слишком много, то всё окей. Но нет, её убивало именно это. Обыденность. Не хватало чего-то особенного, какой-то изюминки, смысла. Она училась. Ей казалось, что она лучше других, больше понимает. Но на самом деле окружающие понимали больше, потому что давно приняли тот факт, что прежде чем что-то искать, первое, что нужно сделать – это определить – «что». Она кидалась, металась по жизни. Она играла в рок-группе. Надоело. Подсела на наркотики. Смогла завязать. Искала. Люди искусства, бродяги, преуспевающие. Много. Она умела всего по чуть-чуть. Но где же ЭТО? ЭТО – где? Но однажды она – нет-нет – не нашла, однажды она поняла: молодость ушла. Больше нельзя пристать к первым попавшимся людям, взять пиво, пойти гулять дальше. С ней хотели общаться только пока она молода и красива. Она больше не может быть взбалмошной, всё время что-то менять. Сил нет. Да и здоровье не то. После пьянки теперь нужно дольше, чем прежде, отдыхать. Она не могла понять раньше; когда её подруги выходили замуж, рожали детей, становились домашними и скучными. Она считала, что это потому, что они больше ни на что не способны… Но их любили, в мелкой бытовухе и заботах было своё маленькое жизненное счастье. Они потом долго пожинали добрые плоды своей (как она считала загубленной молодости). Нет, загубленная молодость – это другое, это когда ты вместо того, чтобы получать кайф от жизни, сидишь и вводишь себя и других в депрессию. А нужно было просто жить. Она это поняла и шагнула в окно. Вот что мне рассказал контролёр.
– Ну, ладно, мне нужно работать!
– Давай. И тут опять мясо. Девочка вся в соплях, рыдает и истошно вопит на весь автобус: «Плохие сказки, плохие… шка-шка-шки».
Я этого не вынесу. Где эта долбаная мамаша, почему, если у меня нет машины, я обязана всё это выносить изо дня в день. Тут она подошла ко мне. И уже не плакала.
– Привет, – сказала она мне
– Привет.
Я решила её как-то отвлечь, пока мамаша где-то широёбится.
Я ей говорю: «Смотри». На заледенелом окне я нарисовала солнышко. Девочка мне хитро улыбнулась и изобразила на стекле слово «хуй». Я, конечно, всё понимаю, молодёжь прогрессивная пошла, куда уж мне двадцатилетней старушке, но девчушке на вид лет пять. Я как-то в непонятках сижу. А она мне говорит: «Мамочка сказала подождать, почитай мне пока сказку». Я думаю: «Ну, ладно, так и быть, вроде название у её сказки безобидное – «Жук-Радар», хорошо, будем читать».
– Это мои любимые сказки, – она посмотрела на меня огромными голубыми глазами. Что-то мне совсем как-то не по себе стало.
Стола красивая августовская ночь. Звезд и прочей красоты было навалом. Жук сидел в своей каморке под кустом. Наверное, думал о высоком. А так как у жуков мозгов особо не наблюдается, то верхом совершенства для него было подумать, что бы сожрать завтра. Так бы и прошла его жизнь. На свет он произвел бы кучу маленьких жучочков и был бы счастлив. Он бы радовался всему, что его окружает. Он не мог не радоваться, потому что ровным счетом ничего не понимал, что происходит вокруг него. Мозгов-то нет. У него было только два каких-то вшивых рецептора. Один отвечал за то, чтобы отползти в укромное место на ночь, а второй – за поддержание пищевого рациона. Ну, еще усики, улавливающие все незнакомое и знакомое, любые колебания воздухоплавательного пространства. Сидел он, сидел под кустом, и вдруг на небе что-то резко вспыхнуло и стало приближаться. Звезда с неба сорвалась и упала прямо жуку на голову. Очнулся он с утра. И как ни странно, но доселе неведомое понятие «мозги» оказалось на месте и отлично функционировало. Он увидел по-другому все вокруг: утреннее небо, солнышко, серебристые капли росы на листке. «Какое все красивое, и какой я ничтожный», – подумало заново родившееся дитя природы. «Зачем знать что-либо, осмысливать и чувствовать окружающий мир, если я могу быть лишь почти последним звеном пищеварительной цепи». С этими горькими мыслями жук заплакал, подполз к реке и утопился.
