Эпизод первый. «Дом».
Деревня спокойно дремала в разгорающемся свете прохладного, сентябрьского утра. Ее аккуратные домики расположились среди пока еще сочных лугов и смотрелись горкой поданных к кофе глазированных пряников, на клетчатой, зеленой скатерти. На краю деревни, за неподвижной канатной дорогой, крошечными черно-белыми фигурками паслись коровы, а за ними начинался темный, наполненный молоком тумана хвойный лес, постепенно уходящий вверх, к склону могучих Карпат.
Белый фургон Volkswagen летел навстречу этому пейзажу, а его водитель, бородатый мужчина средних лет в странной, широкополой шляпе и в потрепанной куртке поверх клетчатого пиджака, все косился на сидящую рядом с ним рыжеволосую девушку, которая восторженно смотрела, как солнечные лучи играют в прохладном воздухе на заснеженных вершинах гор. Автомобиль тем временем пролетел мимо синей таблички «Мале Цихе», въехал в деревню и резко затормозил под шпилем небольшой церкви. Мужчина в широкополой шляпе как-то странно посмотрел по сторонам, вышел из фургона и поднял голову. Он все стоял и смотрел на шпиль. Пять минут. Десять минут. Тридцать минут. Его спутница давно покинула автомобиль и, поправляя ворот куртки, уже скучающе смотрела по сторонам. Рядом с ней толпились еще четверо: мужчина с козлиной бородкой, увешанный камерами и обилием чехлов с объективами и аккумуляторами, стриженная под мальчика, белокурая женщина, рассматривающая себя в зеркало косметички, мужчина, подбрасывающий свою синюю кепку и опирающийся на штатив от светодиодной панели, и низенький парень, слушающий музыку в наушниках. Никто из компании не решался окликнуть стоящего впереди мужчину в широкополой шляпе, который все стоял, обдуваемый легким ветром, и смотрел на церковь перед собой. Это был никто иной, как Лукаш Чермак – скандально известный в Европе и США режиссер авторского кино. Последние семь лет Лукаша не волновала ни любовь поклонников, ни скрежет злопыхателей. На сорок третьем году жизни режиссер всем сердцем жаждал одного – официального призвания и грезил «Золотым львом». А его затянувшееся раздумье у церкви было священным актом созерцания «возможной локации», способной донести нужную идею очередной «картины». И в такие моменты, когда режиссер растворялся в месте, которое его увлекло, никто не смел нарушать этого единения. Наконец, спустя почти час, он обернулся и окинул отрешенным взглядом свою съемочную группу.
– Снимаем, босс? – робко спросил мужчина, увешанный камерами.
Лукаш ответил не сразу. Он посмотрел на свою спутницу, а после снова обратил взгляд к маленькой церкви на возвышенности.
– Крупный план на деревянную дверь и отдаление, – режиссер уверенно зашагал мимо фургона и указал ногой на кусок асфальта. – Здесь стоит Корнелия и ест красное яблоко. После отдаления, она должна получиться на фоне этой церквушки. Снимаешь ее в профиль пять секунд.
Спутница Лукаша послушно кивнула и скрылась за дверью фургона, а блондинка нервно захлопнула косметичку и испуганно выкатила на режиссера свои голубые глаза:
– Но, Лукаш, у нас нет красного яблока…
– Меня не интересует – чего у вас нет! – широкополая шляпа режиссера сползла на затылок. – Я сказал: «Корнелия есть красное яблоко»! Так достаньте мне его!
Корнелия, мгновение назад исчезнувшая за дверью фургона, была изящной и очень худой девушкой с миловидным, почти детским лицом. Полька по происхождению, к своим двадцати пяти годам она успела выступить на международных соревнованиях в качестве художественной гимнастки и сделать неплохую карьеру танцовщицы. Именно на одном из выступлений Корнелии в Чехии, ее и заметил Лукаш Чермак. Режиссер пригласил девушку актрисой в свой новый фильм, а на третий день от начала съемок сделал ей предложение руки и сердца. Подумав всего несколько минут, Корнелия дала свое спонтанное согласие. С того момента она исполнила главную роль уже в трех картинах Лукаша.
Жена режиссера, приподняв подол красного платья, выпорхнула на дорожный асфальт, и блондинка осторожно передала ей, покрашенное с одной стороны красным лаком, зеленое яблоко. Затем женщина ловко открыла косметичку и легкими движениями руки стала наносить актрисе макияж.
– Ешь аккуратно. Кусай яблоко только с «рабочей» стороны…
– Не легко работать с гением, правда, Габи? – тихо спросила Корнелия.
– Ты в своем муже растворилась, моя дорогая, – кисточка для макияжа летала по щекам девушки под шепот блондинки. – Видишь в его деспотичном характере одну гениальность…
– Но он, правда, гений, Габи.
– Правда в том, что он одержим своими фильмами, – блондинка покосилась на стоящего поодаль от них режиссера. – И эта одержимость может плохо сказаться на близких к нему людях…
– Начинаем! – гаркнул Лукаш Чермак, который до этого настороженно наблюдал за Корнелией и Габи.
Мужчина с козлиной бородкой, на ходу прилаживая к черной камере трансфокатор, подбежал к указанной режиссером позиции. Настала очередь Корнелии. Дрожа от прохладного утреннего воздуха, девушка встала в профиль напротив церкви. Ее муж устроился поодаль и принялся запечатлевать съемочный процесс со стороны. Он снимал создание фильма на свою личную камеру с самого начала, оправдывая это тем, что создает видео для личного архива. Его фанатично блестящие глаза наблюдали за воздушным платьем жены, развивающимся на легком ветру…
Спустя полчаса, белый фургон отъехал от места съемок и понесся мимо прямоугольников рыжеватых пашен, которые раскинулись посреди зелени, словно заплатки на потертом, но еще крепком фермерском комбинезоне. Через минуту сказочная, очаровательная деревня скрылась из виду, продолжая постепенно просыпаться посреди благородной и могучей природы. А зеленые луга, тянущиеся вверх, к кучевым облакам, скоро растворились в мрачном спокойствии леса.
Лукаш Чермак резко свернул с основной дороги и повел автомобиль по ухабистому бездорожью, мимо высоких елей. Вид за окном неожиданно вызвал у Корнелии тревогу. Девушке показалось, что в этой чаще, посреди деревьев, притаилось что-то зловещее. То, что давным-давно блуждало где-то рядом. Это нечто преследовало ее с самого детства, внимательно наблюдало за каждым шагом и знало все ее страхи и потаенные уголки души. Сначала оно пряталось в криках матери, которую по ночам избивал напившийся отчим Корнелии, после расползлось по округе и стало следить за девушкой из старого колодца за городом, из темных подворотен, из плохо освещенных парков и из колких глаз злых людей, способных причинить страдания. Девушке стало лучше, только кода жизнь свела ее с Лукашем. Поразительно, но этот грубый и резкий на слова режиссер ни разу не обидел ее ни словом ни делом. В человеке, которого многие избегали и боялись, Корнелия нашла долгожданную защиту и спокойствие. Вот и в эту минуту, когда девушку напугал лес, она рефлекторно прижалась к мужу, а он, улыбнувшись одними глазами, поцеловал ее в лоб. Зловещее нечто сразу растворилось, ускользнуло и притаилось до следующей встречи со своей жертвой.
