Современному русскому читателю имя Григория Котошихина вряд ли о чём говорит. Это и понятно: он был всего-навсего подьячим Посольского приказа, что, вероятно, соответствовало бы дипломатическому рангу нынешнего атташе. К тому же его следы триста пятьдесят лет тому назад затерялись за границей, в Швеции, и о нём в России долго никто не знал.
История открытия для нас Котошихина весьма занимательна. Говорят, что о его существовании якобы знала ещё Екатерина II, переписывавшаяся не только с французскими просветителями, но и с другими коронованными особами, например, с королём Швеции Густавом III. Впрочем, никаких документальных подтверждений этому знанию не найдено.
Честь обнаружения следов подьячего Посольского приказа в Швеции принадлежит А.И.Тургеневу – тому самому Тургеневу, который был близок к декабристам, привёз мёртвое тело А.С.Пушкина в Михайловское, а потом и сам поспешил уехать за границу. Путешествуя в конце 1830-х годов по Швеции, он наткнулся на следы Котошихина и сообщил о находке профессору истории Александровского (Хельсинкского) университета Сергею Васильевичу Соловьёву, однофамильцу известного нашего историка. В 1837 году С.В.Соловьёв на свой счёт совершил поездку в Стокгольм и там в городском архиве обнаружил одну из копий шведского перевода труда Котошихина, выполненного его другом, королевским переводчиком и знатоком русского языка, Улофом Дидриксеном Баркхусеном. Через год, получив от Академии наук материальную поддержку, С.В.Соловьёв совершил новую поездку в Швецию и в Уппсальском университете обнаружил оригинал рукописи Котошихина на русском языке. Рукопись, не имевшая заглавия1, состояла из 13 глав, разбитых на 254 статьи, и из собственноручно написанной автором «Росписи главам и статьям книги сея», т.е. содержания.
После этого рукопись и личность Котошихина становится предметом всестороннего изучения. Переоценить значение записок Г. Котошихина для русской исторической науки было трудно – это почти единственное дошедшее до наших дней подробное свидетельство современника о состоянии России середины ХVII века. Оно сразу привлекло к себе внимание многих исследователей не только в России, но и за её пределами. Возникла целая отрасль, посвящённая исследованию наследства Котошихина – своего рода «котошихиноведение».
Меня, как автора, давно интересовала личность Котошихина – не в последнюю очередь в аспекте совершенного им предательства. Что же это был за человек? История сохранила о нём не так уж и мало сведений, и они нашли своё отражение на страницах этой книги. Если отвлечься от морально-этической характеристики «вора Гришки», то оценки почти всех его исследователей – наших и иностранных – сводятся к одному: это был неординарный и неглупый человек, наблюдатель острого и пытливого ума, талантливый литератор. Профессор Ф. Л.Морошкин в предисловии к книге А. Барсукова «О России в царствование Алексея Михайловича (сочинение Г. Котошихина)», 1906 год, СПб., негативно отзываясь о русском чиновничестве начала двадцатого века, писал, что они «оскудели мыслью, расточили силы своей души» на бесплодные знания. На их фоне простой подьячий Посольского приказа Котошихин выглядит намного выше и умнее, потому что «обнимает все отрасли государственного управления…, повествует о самых существенных обычаях Русской Земли и бросает смелый взгляд на внутреннее неустройство народного духа». Основатель Комиссии российской АН по изучению труда Котошихина П. М. Строев говорил, что «книга Котошихина верна и очень даже верна», а сам автор «был человек умный, добросовестный писатель».
Несколько слов о моральном облике Г. Котошихина, потому что в данной повести именно этому вопросу уделено больше внимания, чем написанному им труду. Как уже было сказано выше, Г. Котошихн был личностью незаурядной. Выбиться из бедной дворянской семьи сначала в писцы, а потом в подьячие Посольского приказа было в то время ой как не просто! Думные дьяки, возглавляющие Приказ, замечают его способности и поручают ему важные дипломатические задания: посылают на переговоры со шведами и даже с самостоятельной миссией в Стокгольм.
Несомненно, Котошихин – изменник, нанявшийся за деньги помогать шведам. Простить его за это ни по тогдашним, ни по нынешним меркам нельзя, ибо верность отечеству является цементообразующим элементом всякого государства. Но попытаться понять его можно. Теперь, на расстоянии более трёхсот лет, отделяющего нас от предательства Котошихина, к его личности можно относиться уже более спокойно и взвешенно, потому что он – уже достояние истории.
На измену Котошихина подтолкнули обстоятельства. В то время, когда он находился с царским поручением в отъезде, отца его – явно по навету – беспочвенно осудили за растрату монастырской казны, отняли у него дом и всё имущество и вместе с женой и невесткой выбросили на улицу. На ходатайства сына, царского подьячего, о восстановлении справедливости никто не реагирует. Обиженный, вынужденный в тяжёлые годы инфляции, вызванной неудачной денежной реформой царя, жить на небольшое жалованье и содержать семью, Григорий Котошихин ухватывается за возможность подработать. В истории предательств это ординарный случай. Мздоимство уже тогда сильно поразило русское государство, и продажность приказных была у всех на устах.
Что касается побега Котошихина за границу, то здесь у него была веская причина. Он попадает в сложный переплёт: один князь хочет использовать его в интригах против другого, обещая вознаградить за услугу. Для мелкого чиновника, каковым был Котошихин, ситуация была чревата самыми серьёзными осложнениями. Любая из конфликтующих сторон могла бы привлечь его к ответственности: одна – за напрасный навет, а другая – за отказ его исполнить. С сильными мира сего шутить опасно и в наши времена, а тогда уж и подавно. И Котошихину остаётся только один путь избежать осложнений: бежать из страны.
Побеги, кстати, были тогда тоже заурядным явлением: бежали в Россию, бежали из России, и почти во всех случаях мотивы были корыстными и носили характер измены. Достаточно только вспомнить, сколько наших потомственных дворян вели свою родословную от перебежчиков из Литвы, Польши и татарских княжеств! Конечно, и в наше время, и тогда, во времена Тишайшего, перебежчики «оттуда» награждались поместьями и деревеньками, а перебежчики «туда» считались «ворами», т.е. изменниками. Баланс «туда-оттуда» всегда сохранялся, и деревенек на всех перебежчиков к нам у царей хватало.
