1.
Последние двенадцать лет для Аджап стали тяжким испытанием. Сначала она потеряла единственного сына. Он умер от инфаркта, так и не оставив ей внуков. Ее Мурад был писателем, она гордилась им и каждую минуту своего времени посвящала ему. За завтраком сын, чтобы развлечь ее, рассказывал веселые истории и свои творческие задумки. Она слушала, а про себя уже строила планы на приготовление обеда и ужина. Стук клавиш, раздававшийся в течение дня из комнаты сына, был для нее музыкой, и Аджап, радостно порхала по дому. Жаль, что внуков нет, – грустила она иногда, но старалась не докучать сыну лишним нытьем.
После смерти Мурада она так и не привыкла завтракать в одиночестве. Обед – на ходу, спать укладывается рано, иногда без ужина – у нее пропал аппетит не только к еде, но и к жизни. Да и здоровье ее резко ухудшилось: застарелый артрит неотвязно следовал за ней. Раньше она любила посещать городские базары и рынки, прицениваться, выбирать хороший товар. А сейчас далеко от дома не уйдешь – колени ноют, поясницу ломит, плечи опустились к земле, будто на шее у нее сидит кто-то невидимый. Аджап с юности имела сутулую фигуру, а за последнее время она согнулась так, что издалека напоминала вопросительный знак.
2.
Хотите знать, почему Аджап такая сутулая? Весьма глупая история. Училась она в средней школе небольшого городка – Казанджика, и в классе шестом у них появился новый учитель физики – молодой человек, очень жизнерадостный и веселый, в общении со своими учениками простой и по-мальчишески задорный. Все девчонки в школе были влюблены в него по уши, и даже какие-то его недостатки возводили в степень совершенства. Учитель имел привычку сильно сутулиться, но девчонки, глядя на его округлую спину, томно вздыхали, и, стараясь во всем походить на своего кумира. Аджап в этом отряде поклонниц не была исключением. Она тоже подражала его манере держаться и не успела опомниться, как ее и без того маленькие и покатые плечики опустили ниже положенной нормы. Окончив школу, она уехала покорять большой город, жизнь свою поменяла на сто восемьдесят градусов, а вот осанку изменить уже не смогла.
Чтобы тетушке не было одиноко, племянница Нязик подарила ей птичку в клетке – маленького волнистого попугайчика цвета лайма, которого Аджап, не долго думая, назвала Тоты-джан (попугайчик – с туркменского). Попугайчик оказался энергичный и общительный и развлекал ее, повторяя слова и даже целые фразы. И вроде бы жизнь стала не так уныла, но новое событие причинило ей сильную душевную боль. Дом Аджап пошел на снос. Это был жестокий удар. Аджап никогда надолго не покидала родного пристанища. Если ездила в другой город, чтобы погостить у близких родственников, сразу же собиралась в обратный путь: ей не хватало родных стен. В этом доме она овдовела, здесь подняла на ноги единственного сына, отсюда же и проводила его в последний путь…. Она знала по именам всех своих соседей, и каждый знал ее. А ее маленький садик! Она так за ним ухаживала, что редко, кто проходил мимо, не заглянув за изгородь полюбоваться чайными розами и шикарными пионами. А теперь – как она будет без всего этого?
3.
Ей дали квартиру на втором этаже пятиэтажной новостройки. Войдя в свое новое жилище, Аджап почувствовала, как сердце уныло стукнуло и на целую секунду замолчало. Понятно, радоваться было нечему: голые стены, неуклюже облепленные пестрыми обоями, еще не окрашенные косяки дверей, а главное, запах – пустой, безжизненный. В гостиной Аджап глянула в окно: насколько хватает глаз, пустырь без единого деревца, а вокруг дома груды песка, в котором еще возится строительная техника. Она вздохнула. Всё здесь чужое. За стенкой слышно, как соседи, которых она не знает, бурно обсуждают, где лучше поставить телевизор. Вот кто-то на каблуках пробежал с верхнего этажа вниз, наверху громыхнула железная дверь. Вздрагивая от каждого нового шума, она медленно опустилась на одинокий табурет. «Надо непременно найти здесь что-то, к чему ты привяжешься всей душой, Аджап, а иначе, тебе – конец». Так-то оно так, но что в этом чужом мире сможет полюбиться? Вдруг она вспомнила, что возле подъезда строители оставили небольшой участок для зеленых насаждений. Аджап сразу приободрилась: перспектива разбить перед многоэтажным домом небольшую клумбу широко ей улыбнулась. Она там посадит розовые кусты и любимые пионы и с соседями познакомиться. Настроение у Аджап заметно приподнялось.
4.
На следующее утро, наспех попив чаю, она собралась осмотреть участок под свою будущую клумбу. На дворе стоял жаркий апрель – самое время сажать. Цветочная рассада, прихваченная из ее садика, будет очень кстати. Выйдя из подъезда, она обнаружила, что участок уже весь перелопачен. Не обработанным оставался самый дальний угол, но женщина в розовом спортивном костюме активно его «дорабатывала»: она энергично взмахивала лопатой и, втыкая ее в самую глубь, с силой выворачивала комья почвы. Поодаль на солнышке грелась черная кошка. Аджап подошла ближе и откашлянулась. Женщина с лопатой не обращала на нее ровно ни какого внимания. Навскидку, Аджап дала ей лет шестьдесят пять. В женщине можно было распознать «светскую львицу» в отставке, под старость отчаянно молодившуюся. Кричащий цвет ее костюма, плотно облегающего уже расплывшуюся фигуру, модно стриженые волосы, покрашенные в цвет красного дерева, явно на это указывали. Аджап оценила также ее макияж – румяна на уже дрябловатых щеках были совсем не уместны.
– Бог в помощь, соседка, – приветливо обратилась Аджап к розовому костюму. Та на секунду подняла голову, небрежно кивнула и опять продолжила свою работу, выворачивая землю с еще большей силой.
– Здесь можно небольшие грядки разбить. У меня и рассада есть!
Женщина в розовом костюме выпрямилась. Опершись на черенок лопаты, уставилась на скрюченную фигуру Аджап своими густо накрашенными сурьмой глазами.
– Еще чего! Я здесь яблони и изгородь насажу, чтобы всякий на моем участке не лазил!
– Как это на вашем участке?! – опешила Аджап, – я думаю, что земля общая и все жильцы имеют на нее право.
– Вы можете думать что угодно, – незнакомка продолжала свое дело, – но мои окна выходят на этот участок, значит, он – мой. Я не допущу, чтобы у меня под окнами до полуночи кто-то бродил! «Розовая» продолжила копать.
5.
Аджап постояла еще минуту, а потом побрела к соседнему подъезду, где разговорилась с новоселом – стариком по имени Байрам. Он тоже вышел подышать свежей утренней прохладой, и Аджап рассказала ему о своей неудачной попытке завести знакомство. Байрам-ага рассмеялся: на старом месте он был соседом Гулялек – той самой женщины с накрашенными глазами. Она всегда отличалась склочным нравом. А такая неуживчивая она была потому, что жизнь у нее не пойми что, предположил Байрам-ага. Оперная дива в прошлом, она имела блестящую карьеру, наряды, драгоценности. Почти каждая премьера – это охапки цветов и толпа почитателей. Но артисты – люди тонкие, а где тонко, там и рвется. Она выходила замуж раза три, но быстро разводилась, детей из-за карьеры заводить не хотела. Так все и шло, пока она не потеряла голос. Ей тогда было под сорок: проснулась утром, а голоса нет. Что только она не предприняла, чтобы вернуть его, голос так и не вернулся, а Гулялек перестала быть дивой и ушла из театра. Она пробовала преподавать, но в силу нетерпимого характера, не смогла поладить с учениками и педагогическим составом. Словом, чтобы как-то прожить, она продала все свои драгоценности и ценные вещи, а сейчас живет на скудную пенсию, и ворчит в три раза больше, чем в молодости. Друзей она себе не нажила, что не мудрено с ее-то характером, а с родственниками не общается. Аджап стало жаль Гулялек.
