Книга посвящается тем, кого тошнит от философии, кто разочаровался во всех религиях мира, кого не интересует политика, кто точно знает, что ЛЮБОВЬ – это не штамп в паспорте, и не спазм определенной группы мышц в отдельно взятых органах…
Жил был не парень, не девка, а просто Лох №0189. Не пил, не курил, не гулял, потому и Лох, а номер с цифрами у каждого от рождения имеется. Жил он жил до 30 лет, и решил: «Все, хватит, пора человеком становиться». Решил начать с имени…
Вот, Иван – хорошее русское имя, и решил: «Буду Иваном». А фамилия у каждого гражданина имеется, и у Ивана имелась – Огурцов. Ай да парень получился – Иван Огурцов. И правильно, Ваня, что решил изменить свою жизнь, ведь человеком стать никогда не поздно…
Костя хирург молча смотрел на свою правую культю, и всё его тело радовалось красоте и изяществу работы. Какой шов, просто произведение искусства! Аккуратно так, ровно по колено, просто загляденье. Костя ликовал, теперь его дела в клинике пойдут на поправку, теперь он рассчитается с хозяином и кредиторами. Главное, он впервые сделал себе операцию сам, и, вообще, не считая аппендицита, который ему удалили в 7 лет, его больше ни разу не оперировали. А тут сам себе, раз, и отрезал ногу по колено. Костя достал из коробки новый, покрытый хромом протез – это последняя модель, удобна в носке и ухода особого не требует, ну и главное, он её приобрел за полцены, по карте у поставщиков клиники. Такую модель может позволить себе далеко не каждый, а он смог. И вспомнил Костя, как всё начиналось…
Работал он в районной больнице как все: смена, ночная смена, съемная квартирка, опять смена и так из года в год. К 35 годам Костя не имел своего жилья, купить нереально на зарплату врача, жену он просто не мог себе позволить, а потому молодые медсёстры в ночных сменах его вполне устраивали, да и он их тоже. И вот где-то параллельно с его ночными сменами произошло событие, которое, казалось бы, никак не могло изменить Костину жизнь, и всё же, изменило её навсегда…
У президента родился сын с особенными физическими возможностями, но злые языки эти возможности считали ограниченными. Родился сын не в браке конечно, а от любимой женщины, а значит и сын любимый. Впервые президент задумался о судьбе своего чада и решил оставить своё место наследнику, время-то быстро идёт, а дел ещё много надо сделать, прежде чем сын в его кресло сядет. И начал президент работать…
Указ за указом, льготы за льготами, а потом и вовсе цензура и запрет на все ограничения, в том числе физические. Никаких ограничений, всё, что видишь – то и норма. А пока то дело продвигалось, всё платным стало, и медицина тоже. Вот Костю и коснулись реформы…
Конечно, до Кости не сразу реформы дошли, первыми на них депутаты да бизнесмены среагировали. И давай на заседания в думу на креслах ездить, то один, то другой через хирурга прошёл, вроде как аварии на дорогах участились, да случаи несчастные. А им всё льготы, да прибавки к зарплатам, да места лучшие в самолетах и отелях, эх жизнь, что там говорить, одна радость. А молодым мамам прибавка за таких детей особенных, дают и квартиры, и работу на лучших местах, и всякие другие радости. Вот и задумались мамочки, как таких детей научиться рожать, и научились. Не без помощи, но раз за разом всё лучше получаться стало…
Вот и Костина работа стала цениться по достоинству – он хирург всё-таки. Пришел к нему как-то мужик один. Хозяин на вид. И разом все предложения изложил Косте. Работа по индивидуальным заказам, на его территории по его условиям, и всё, что Костя сверху намутит – его. Костя разом согласился…
И пошла работа, поехала. Помещение на территории бывшей заводской поликлиники, а завод – Хозяина, он по документам вроде Косте в аренду сдает. У Кости целый штат сотрудников под началом и оборудование новейшее. Пришлось, правда, за границу на три месяца съездить квалификацию поменять, на пластического подучиться, да и то полтора месяца из трёх пропил там, прогулял…
Клиентов у Кости хоть отбавляй. Девицы клубные, все за модой гонятся – то им уши отрежь, то пальцы из платины поставь, то пластину со стразами в лоб, а то и собачки на протезах вместо лапок вошли в моду. Так работал Костя и по ночам, как в старые времена. Да и парни туда же – в институт надо, на работу надо, а что делать, если мамка в утробе не позаботилась, не родила с особенностями, жить-то хорошо всем хочется, значит бери кредит и к Косте добро пожаловать…
Давно у Кости хирурга и машина, и квартира, и жена есть с особенностями, а всё же всех денег не заработаешь, а тут налог на таких как он подняли. На тех, кто без особенностей. И пришлось Косте свою беду решать. Об одном Костя жалеет, глядя на свою отрезанную ногу, что раньше ему эта мысль в голову не пришла, а то, гляди, миллион-другой сэкономил бы…
Здание из стекла уходило в небо и его последние этажи скрывались в облаках. Если стоять метрах в ста от здания, кажется, что до его последнего этажа даже птицы не долетают, а из окон этих самых последних этажей не видно земли и уж точно не видно того, кто стоит метрах в ста от здания и смотрит на него, с восхищением задержав дыхание. А стоял, задержав дыхание, и смотрел снизу вверх Виктор Лепёшкин.
Виктор Лепёшкин, давно не верил в Деда Мороза, и другие такие чудеса, а верил он в Золотого тельца и поклонялся ему беспрекословно. Золотой телец лишь изредка отвечал Виктору взаимностью, и потому сейчас, стоя у этого стеклянного небоскрёба, Виктор готов был в лепёшку разбиться, но устроиться на работу в это здание и прикоснуться к своему золотому богу.
Многие, ох многие задолго до Лепёшкина пытали свою судьбу в этом здании, многих уже нет среди нас, некоторые навсегда исчезли для нас за этими непрозрачными стёклами и продолжают своё существование там, практически не выходя за пределы здания.
Подъезжающие серые машины, выходящие из серых машин люди в серых костюмах – строгие, неприкасаемые, казалось, что они жрецы, входящие на службу в храм, храм «Золотого тельца». Внутри здания было много света, металла, зелени, всё, включая людей, казалось, существует в едином порыве и как единый организм обеспечивает жизнь этого здания, делая его живым изнутри и таким неприступным снаружи. Неизвестной для внешнего взгляда кажется цель, ради которой всё движется и существует в этом здании, и самым загадочным остаётся жизнь на этажах, скрытыми облаками. Также неизвестно, кто из этих людей в серых костюмах доезжает до этих этажей. Эта загадка, наверное, может довести до умопомешательства пытливый взгляд стороннего наблюдателя. Может быть, тот, кто там работает, вообще никогда не спускается, и не поднимается?
