– Сердце, скажи мне, сердце, —
откуда горечь такая?
– Слишком горька, сеньор мой,
вода морская…
А море смеется
у края лагуны.
Пенные зубы,
лазурные губы…
Федерико Гарсиа Лорка [1]
Улов был прямо-таки отменным. Теперь они не только отдадут старому Тенару долг, но и смогут купить новый парус. Полные сети, и не какой-нибудь там салаки, а настоящего черноспинца! Густав – молодец! Ну и пусть никто, кроме них, не рискнул выйти в море! Шторма никакого нет, а рыбка-то – вот она!
Шестнадцатилетний Робер Кошон с обожанием посмотрел на сидящего у руля старшего брата. Густав – самый отчаянный парень на всем побережье и самый видный, недаром Арлетта отказывает всем женихам! Ох, и бесится же ее папаша, ну да Проклятый с ним! Все равно Арлетта выйдет за Густава, хоть они с братом и беднее всех в Кер-Огасте. Пока беднее. Не пройдет и пяти лет, как у них будет все. И новая лодка, и хороший дом, и даже праздничные сапоги.
– Не нравится мне это, – голос брата вернул Робера на грешную землю, вернее, на утлое рыбачье суденышко, – ты будешь смеяться, но этот зануда Юстин, похоже, прав. Будет шторм, и немалый, – брат с грустью посмотрел на добычу. – Проклятый! Вот ведь жалость!
– Ты чего? – не понял Робер.
– А того, что кидай все за борт!
– Это ж черноспинец!
– Да хоть стервья рыба! [2] Жизнь дороже! – Брат, не дожидаясь ответа, принялся выбрасывать драгоценный улов. Робер, чуть не лопаясь с досады, бросился помогать. Еще живые рыбины возвращались в свою стихию, вряд ли сообразив, что с ними произошло. Тяжело сидевшая в воде «Арлетта», освободившись от груза, весело закачалась на пока еще небольших волнах.
– Если выкрутимся, – пробормотал Густав, – носа из бухты не высуну, пока на небе хотя бы один хвост [3] будет!
Теперь Робер и сам видел, что дело плохо. Горизонт стремительно темнел, над головой неслась свора лохматых, рваных облаков, то заслоняя солнце, то выпуская его на свободу; из-за этой свистопляски море казалось полосатым. Черно-серое и ослепительно-серебряное сменяло друг друга, но туч становилось все больше, и яркие сполохи растворялись в свинцовой мгле.
«Арлетта» заплясала на волнах, как норовистая кобылка. Густав, убрав и тщательно закрепив парус, хмуро вглядывался в стремительно сужающийся горизонт. Шторм не заставил себя ждать. Сначала налетел ветер, затем хлынул дождь, смешавшись с солеными брызгами. Робер поймал себя на том, что шепчет молитву святому Жозефу и святому Луи. И зачем только их понесло на промысел?! Брат одернул куртку из просмоленной парусины – на кожаную по милости пьянчуги-отца у них не было денег – и заорал:
– Держись!
Робер торопливо вцепился в попавшуюся под руки снасть, и вовремя. Суденышко грубо швырнуло в сторону, оно изрядно черпнуло бортом, но выровнялось. Густав, воспользовавшись коротким затишьем, умудрился развернуть лодку, встретив новый порыв ветра бейдевинд. «Арлетту» раскачивало вперед и назад, куда-то несло, она то взлетала к самым тучам, то проваливалась в ущелье между водяными горами, то – и это было всего хуже – зарывалась носом в волну. Юноше несколько раз казалось, что им конец, но кораблик каким-то чудом выправлялся.
Буря все усиливалась. Несчастную «Арлетту» трясло и мотало, как котенок трясет и мотает свою первую мышь. От напряжения и холода руки сводило судорогой, Робер не удержался и выпустил бечеву. Его б смыло, но Густав, успевший привязаться к мачте, ухватил юношу за пояс. Братья задыхались от водяной пыли, вокруг все кипело, словно в котле у ведьмы. Черные волны с грохотом разбивались друг о друга, ветер срывал с них седые верхушки, рев взбесившегося моря сливался с громом, а рогатые молнии, на мгновение раздиравшие тьму, слепили, делая сгущавшийся мрак еще непроглядней.
Робер, то и дело отряхиваясь, словно промокшая собака, пытался сообразить, куда их тащит и сколько прошло времени. Казалось – целая вечность, но юноша не первый раз попадал в шторм и понимал, что, скорее всего, прошло не более оры, от силы – двух. «Арлетта» держалась молодцом, хотя водяные горы явно вознамерились добраться до низких туч, а дождь лил, как из ведра. Если бы не холод и боль в ободранных руках, все было бы не так уж и плохо.
– Ничего! – Густав кричал во все горло, но сквозь визг ветра его было едва слышно. – Скоро конец!
И в самом деле становилось светлее, да и дождь малость поутих. Может, обойдется? Куда же их снесло? И рыба пропала… Сквозь облака прорвался солнечный луч и сразу же погас, но Робер успел заметить буруны, не похожие на пенные гребни волн. Рачьи Рифы, не иначе! Святой Обен, за что?! Робер глянул на брата и по его лицу понял, что не ошибся.
Место было мерзкое. Здесь и в хорошую погоду разбилось немало лодок, а при таком ветре шансов и вовсе не было; но кошка-судьба решила позабавиться, и мышку-»Арлетту» протащило мимо предательских бурунов. Если б Робер захотел, он мог бы коснуться выраставшего со дна гранитного зуба… Им повезло: кораблик покружило в водовороте среди четырех или пяти скал и поволокло в узкий проход между рифами. Цепляясь за снасти, юноша, не отрываясь, смотрел на окруженную белой пеной смеющуюся смерть, раз за разом проходившую стороной. Наверное, ветер нагнал воды и затопил часть Рачьих. Неужели пронесет?
Впереди расстилалось ревущее море, казавшееся самым безопасным местом в мире. «Арлетта» сидит неглубоко, может, удастся проскочить… Налетел очередной порыв ветра, еще один бурун остался позади, но огромная волна, мимоходом подхватив суденышко, отбросила его назад, шмякнув бортом о вставшую из глубин скалу. Робер закричал от ужаса и обиды – до чистого моря оставалось всего ничего, – а проклятая волна рассмеялась и закинула надоевшую игрушку далеко вперед. Скалы-убийцы остались позади, но пробоина была слишком велика.
Густав попробовал подвести к течи парус, но куда там… Вычерпывать воду было еще глупее, но они пытались, хоть и понимали, что и им, и «Арлетте» конец. Робер с каким-то странным равнодушием поднял взгляд. Впереди среди дождевых струй мелькнуло что-то черное, исчезло и появилось вновь. Опять скалы? Нет! Наверное, он сошел с ума, но это корабль! Корабль, Проклятый побери! Откуда? Кого могло в такую бурю занести к Рачьим?! Все порядочные корабли сейчас или отстаиваются в гаванях, или болтаются в открытом море с убранными парусами, а этот!
Не веря собственным глазам, юноша смотрел на растущий на глазах парусник. Острый форштевень уверенно резал опененные горы, молния выхватила из мрака вздыбившуюся фигуру огромной короткохвостой кошки. Каким безумцем должен быть капитан, поднявший в такую бурю все паруса!
Черный трехмачтовик несся огромными оленьими прыжками, и в какой-то страшный миг Роберу показалось, что безумное видение промелькнет и исчезнет в свинцовой тьме, не заметив тонущей «Арлетты». Заметили! Слава святому Луи, заметили! Странные светящиеся паруса разом упали, парусник замедлил ход и остановился, заслоняя обреченное суденышко от ветра. Кто-то, перегнувшись через фальшборт, сбросил им веревочную лестницу и приветливо махнул рукой. Густав несколькими ударами весел подогнал полузатопленный кораблик к борту, поймал раскачивающуюся ступень и полез вверх, Робер последовал за ним, но не утерпел и оглянулся. Там, где только что была лодка, плясали злые, серые волны. Юноше показалось – или Густав закричал? Какой страшный крик! Еще бы, он так любил «Арлетту», а теперь у них не осталось ничего, кроме жизни.
