Тьма. В ней, словно умирающие звёзды, парят жёлтые лампы накаливания, которые только подчеркивают густоту мрака. Под ними прилавки: с зеленью и овощами, ткемали, вином и чесноком – почему-то, их слишком мало для такого большого помещения. Чуть поодаль женщины в черном что-то моют на кафельном полу – наверное, души грешников. Почему-то кажется, что лимб выглядит именно так. Но нет, это всего лишь Хопа в Батуми.
Я снова в Грузии – как и четыре года назад, хоть и немного при иных обстоятельствах. Все знают, что это за обстоятельства – я хочу вернуться домой, поэтому запечатываю себе рот. Забавно, всего пару месяцев назад, летом, когда я сидел в офисе и писал очередной никому не нужный текст, мне написал Никита:
– Привет. Помнишь мы в Тбилиси пили балдежный лимонад, который на наших глазах мешали. Вроде Лагидзе. Ты не помнишь, где это было? Может у тебя метка есть? – он был в отпуске.
– Шалом! У этой церкви жи. На горе. И ещё в одном месте.
– Церковь помню. А вот ещё одно место не могу найти.
Забив на текст, я погрузился в Гугл-карты: лимонадную нашёл довольно быстро – а потом полчаса гулял по виртуальному Тбилиси. Ностальгия всё сильнее сжимала сердце при виде знакомых переулков: это была тоска влюблённого, которому в руки вдруг попал Инстаграм (здесь и далее – Инстаграм принадлежит Meta, которая признана в РФ экстремистской и запрещена) той самой, до безумия желанной женщины – я не скучал так ни по одному месту. И вот, я вернулся. С желаниями нужно быть аккуратнее.
Голос немногочисленных бабушек, торгующих здесь овощами и зеленью, не находя выхода, бился о стены чёрной коробки. Выхожу из неё: пробираюсь по лабиринту из узких тёмных коридоров. Справа прилавки с огромными пачками Тайда и китайским ширпотребом, слева – развалы палёного Адидаса и Лакосты.
Мой «квантовый» отпуск длится уже почти месяц. Квантовый, потому что всё равно постоянно работаю на «удалёнке». Если честно, поездка ощущается, как ссылка. Позади остались любимая женщина, дом, родители, друзья, кошка и собака. Кто-то скажет: «Саша, да ты охренел! У тебя тут полный пансион, а ты лицо кривишь!» Возможно. Но для меня важнее «с кем», а не «где». Да и стылый, гнилой ветер питерских подворотен дороже тёплого морского бриза.
Безопасность? Давайте на чистоту, мне мало что грозило. Границу я прошёл легко – я заранее знал, что меня нет в списках невыездных. Страха не улететь не было. А вот страх не вернуться будет со мной, пока за спиной не закроются стеклянные двери Пулково. Не вернуться, не увидеть любимую, родителей и друзей.
Эмиграция – этот не то приговор, не то диагноз (пусть и не самый страшный) дамокловым мечом висит надо мною. Страх услышать его медленно тянет из меня все нервы – обнимает, топит в отчаянии. Свинцовым грузом ложится на грудь, отчего я часто и тяжело вздыхаю.
«Что будет дальше?» – сейчас это, конечно, самый насущный вопрос. Сознание плутает по закоулкам лабиринта вероятностей: ты пытаешься представить будущее – и пугают не столько картины мора, насилия и нужды, сколько неопределённость. То, что ответ на вопрос – молчание. Горькая тишина, которую труднее всего носить внутри себя, ведь она, словно изжога, разъедает тебя. Тишина, которая ни приносит ни правды, ни боли, ни облегчения, ни мук. А от того практически не переваривается и медленно отравляет тебя.
Наконец, свет в конце тоннеля. Душно, пыльно, воняет бензином – морской бриз не в силах пробраться сквозь коробки небоскрёбов. Окраина Батуми – местная Купчага, создаёт ощущение какой-то онлайн-РПГ: на каждом углу здесь происходит что-то странное. Справа, у облупленной хрущёвки, грузинские деды играют в домино – прямо под гроздьями винограда. Слева, на дороге, из-под бесколёсого Гелика торчат две ноги – кто-то ремонтирует машину прямо на дороге, а чуть дальше бородатый тип с золотыми зубами торгует чачей прямо из багажника своей Камри.
И всё это в декорациях когда-то цветных, сейчас облупившихся и затертых советских панелек, высотных домов, построенных непонятно кем и непонятно как – будто бы гигантские дети смешали свои конструкторы: Лего и металлические детали, кубики и черт-те что ещё в одну кучу. А местные растащили её и слепили из них свои жилища. Каждый строит, подстраивает и надстраивает из того, что есть.
