Байки старого отшельника
Глава 6
Окно
Он сидел и дремал на старом повидавшем виды диване, поддерживая голову руками, словно Атлант держал гору, его седые волосы, как река веков, стелились волнами по могучим, повидавшим многое рукам. Из глаз его, словно капли росы на утренней травке, капали старческие слёзы. Его веки, потяжелевшие от груза лет, то смыкались, то размыкались, открывая ему, его взору то, что творилось за окном. Он, окно, улица – всё перемешалось в его старческой памяти:
качаясь на волнах сна, всплывали мелкие, разрозненные эпизоды его детства, постепенно собираясь в одно целое.
Вспомнилось босоногое детство, как он, маленький, катался на поросёнке, которого выращивали родители, как тот смешно хрюкал, выражаясь своё неудовольствие наезднику. Как дразнились девчонки, когда он без штанов прибегая в конец улицы, чтобы попить водички из колонки, так как корка чёрного хлеба, обильно смоченная подсолнечным маслом и посыпанная солью, никак не хотела проваливается в горло, они кричали «безпартошная команда» и улюлюкали. Всплывали в памяти и детские игры. Девочек и мальчиков в те тяжёлые послевоенные годы рождалось много, надо было замещать все людские потери, что унесла война. На их улице это было на лицо, зимой и летом слышался заливистые детский смех.
– Да хорошее было детство, – подумал он, – детское!!!
Ребята играли в прятки, в войнушку, эта игра была в приоритете: девчонки выполняли роль санитаров, выносили « с поля боя раненых», мальчики были бойцами – кто немцеми, кто нашими, своими, советскими. Ох как мне не везло тогда, как обидно было. Кто будет фашистом, а кто нашим определялось путём считалочки: “Опа, опа, Америка, Ёвропа, Азия, Китай, а ну -ка вылетай“. И вылетал обычно я. Фашистом плохо было быть, все тебя старались побить, а однажды,– вспомнил он,– меня даже чуть не сожгли – спасли пионеры. Ох уж эти пионеры, сколько раз вы меня спасали, однажды даже вытянули меня из болота, как бегемота: качался на болотных кочках и провалился, а был в валенках, так они в трясине и остались, совсем новенькие( дед Матвей сам их валял в деревне и снабжал ими всю родню). Он на минуту задумался.– Что же я сейчас вспоминал? Вспомнил! Взяли меня в плен, связали, бросили в подземелье, подвал строившейся пятиэтажки, на солому и начали « пытать», но я ничего не говорил, упёртый немец был. « Спички детям не игрушка», «Прячьте спички от детей»– пестрели наши улицы такими плакатами, но запретный плод всегда вкусен, и в карманах пацанов иногда находились и спички. Пытки фашиста, то есть меня, резко прекратили, прибежал разведчик и сообщил приятную для ребят новость: приехал тряпичник, и все пацаны побежали на улицу, бросив несчастного Фрица лежать связанным на соломе в подвале. А перед этим они пытали меня огнем, и надо же такому случиться, что эти пытки чуть не превратились в реальность. Кто-то из пацанов нечаянно уронил зажжёную спичку на солому, она начала медленно тлеть, и, когда ребята убежали уже, пошёл первый дымок. Ох, как я звал тогда на помощь, и помощь пришла в виде пионеров: они меня развязали, солому потушили. А обидно ли мне было в тот момент, что меня подожгли, что я мог сгореть,– размышлял он, глядя в окно,– нет. Мне в тот момент было очень обидно, что меня бросили, а сами убежали встречать тряпичника
Для детворы приезд тряпичника был праздником. По улице на телеге, с запряжённой в неё лошадью, проезжал, словно пират, капитан Флинт, на одной деревянной ноге, похожей на ступу (ногу он потерял на войне, дедушка, даривший счастье детям). Это счастье обменивалось ими на кучу подержанных тряпок, вещей, но самое ценное выменивалось на старую алюминиевую или чугунную посуду, а так же медные керосинки и керогазы. Можно было получить такое богатство, как целый пистолет- пугач и кучу патронов к нему, рыболовные крючки, калейдоскоп калейдоскопс цветными стёклышками внутри, который, когда его крутишь и смотришь, как в бинокль, рисует сказочные изображения. Можно было приобрести мячики на резинке, вообще все, или почти все, вещи, приносящие радость ребенку. Тряпичник уезжал, и все начинали хвалиться друг перед другом полученными за кучу тряпья драгоценностями от пирата Флинта. Но это вскоре уходило на задний план, появлялись новые развлечения, новые игры. Иногда, собравшись гурьбой, ходили на ближайший пруд, и там с визгом и криками плескались в тёплой воде лягушатника. Когда надоедало купаться, ловили в этом же пруду карасиков на обменные крючки и леску у тряпичника.
. Его поседевшие от прожитых лет брови то сдвигались, то раздвигались, на его лице иногда появлялась улыбка, очевидно от хороших воспоминаний, а иногда пробегала тень, что-то нехорошее всплывало в памяти. За окном не спеша шли люди, по дороге ехали машины.
– Окно, ты же свидетель всего происходившего за эти годы, как и я, сколько через твои запылённые стёкла было увидено. Видел я, смотря в тебя много лет тому назад, чистое поле, брусчатую мостовую, ещё выложенную нашими предками, одиноко едущий старенький самосвал, везущий бетон куда-то на стройку. А что я вижу сейчас? Много построенных домов, стоящие в пробках автомобили, вечно спешащих куда- то по тротуару людей.
«Хорошо это или плохо»,– задумался он и тяжело вздохнул. Стёкла на окне покрылись капельками дождя, и моментально ему вспомнилось, как он, маленький, под проливным летним дождем бежал босиком по лужам и, приговаривая: «Дождик, дождик, посильней, разгони чужих гусей, мои гуси дома, ох боятся грома», пробегал мимо соседских гусей, у которых гусак почему-то постоянно щипал его за маленькие ножки. Вспомнился ему и их поросёночек Вася, на которого сев, как на коня, он гордо катался по улице.
Воспоминания всплывали одно за одним, лето менялось осенью, осень зимой, зима весной. Как легки были эти воспоминания, как снежинки, парящие в воздухе! Вспомнил он и зимние забавы. Зимы были снежные, дома присыпало по окна, а снег – это радость для детворы, беда – для дворника. Ребята строили из снега целые замки, крепости, появлялись снежные горки, во дворах родители заливали катки, играли в снежки, катались на лыжах, на коньках снегурках, играли в хоккей.
« А какие хоккейный клюшки делал папа из фанеры! Просто высший класс! Ну и игра в хоккей мне тогда обходилась дорого: вечно весь в синяках и ссадина, потому что был постоянно вратарем, а шайба, она не щадит. Ну чем не счастливое детство? – думал он. – А помнишь ли ты,– мысленно он обратился к окну, словно перед ним находился живой собеседник, – как я пошёл в школу и мы с пацанами каждое утро проходили мимо тебя, неся с собой сменную обувь и тяжёлые портфели?
