Свечи бала уже догорали, а ночной бархат неба расцветили самоцветы фейерверков, императрица Лалли стояла в глубине прохладных зарослей, взволнованно дыша, а рядом с ней князь Радзивилов шептал ей на ушко жаркие признания, и только Её Высочество знала, что за речи заставили её сердечко биться, как маленькой птичке в клетке, а её губки приоткрыться и зардеть пунцовым цветом, приглашая к поцелую.
Князь в чёрном костюме корсара был великолепен и строен, и даже лёгкая седая прядь не портила его хищного и властного облика. Его руки уже легли туда, куда не дозволено было дотрагиваться ни одной руке в империи, кроме императорской, и его губы прикоснулись к мочке маленького ушка, до которого нельзя никому было прикасаться.
— Пощадите меня, моя королева, — страстно шептал он, и Лалли уже чувствовала, что её бастионы пали.
— В час. Жду вас в своей рубиновой опочивальне, — только и смогла прошептать сдавленным голосом императрица, уже убегая прочь от коварного завоевателя, оставив в его хищных руках несколько белоснежных пёрышек и своё пылающее сердечко…
В ожидании князя императрица не находила себе места. Она уже миллион раз успела пожалеть о своём решении, но сладкое томление и мука ожидания не давали ей отпустить его.
Будь что будет, — решила про себя маленькая Лалли, усаживаясь на свою французскую кушетку. Но тут её рука, бесцельно блуждавшая по вышитому атласу, вдруг нащупала какие-то листки. Не сразу поняв, что это, императрица поднесла их к лицу и увидела заветную надпись: «Бедная Саша. Третий памфлет мадам N», и, не удержавшись, погрузилась в чтение…
Сейчас, по прошествии стольких лет, я, вернувшись в Москву, могу поведать свою печальную историю, которая, однако, кому-то сможет послужить уроком и предостережением на будущее.
Почти каждому в нашем государстве известна история бедной Лизы, описанная нашим великим писателем Николаем Михайловичем Карамзиным, только история моей жизни, случившаяся немногим позже, не менее поучительна. Но я её рассказываю сама, своим простым безыскусным слогом, как есть, в надежде, что добрый мой читатель рассудит меня.
Итак, …дцать лет тому назад, я жила в маленьком опрятном домике на самой окраине Москвы, за Всесвятским мостом со своей престарелой матушкой. Мой дорогой батюшка, всю жизнь прослуживший стряпчим в московском суде, скоропостижно умер, так и не встретив моего шестнадцатилетия, не оставив нам с матушкой никакого значительного состояния.
Но мы, привыкнув жить скромными расходами, вели своё небольшое хозяйство, не гнушаясь никакой работы. В своём маленьком садике я выращивала редкие цветы, которые весной и летом ходила продавать в богатые дома, а поскольку наша семья была хорошо известна среди соседей своей добропорядочностью и исполнительностью, то и в покупателях у меня недостатка не было.
Так, с апреля по сентябрь, пока в моём саду цвели тюльпан, розы, пионы и астры, я собирала их дважды в неделю и относила в богатые усадьбы на другой стороне Москва-реки. В августе мы с матушкой варили различные варенья по нашему секретному семейному рецепту, и желающих попробовать и купить их не было отбоя.
А унылыми осенними месяцами и в зимнюю стужу я подолгу сидела у окна, пока слабое солнышко освещало мою работу, и занималась тонким шитьём и вышивкой. Крайне скудных средств, которые сумел накопить за всю свою жизнь мой добрый папенька, хватало на скромное пропитание и хозяйственные нужды, а благодаря своему упорному труду и постоянным покупателям, мне удавалось откладывать на новые книги, которые я просто обожала и всегда старалась приобрести при первой же возможности.
Особенно меня трогала судьба «Бедной Лизы» Карамзина, и каждый раз, когда я перечитывала эту повесть, слёзы грусти наворачивались мне на глаза.
Но гордость и дерзость юности не допускали и единственной мысли о том, что подобное может случиться со мной. Как я наивно полагала, моё тонкое чутьё и глубокое знание жизни не позволят мне попасться в сети коварного соблазнителя.
Мне смешно и одновременно бесконечно грустно писать эти строки сейчас, по прошествии стольких лет, потому что вынуждена признать, что я повторила судьбу бедной девушки Лизы из знаменитого романа! Но всё же счастливый случай и истинная любовь, в которую я всегда верила всей душой, уберегли меня от смертельной участи, благодаря чему я и могу сейчас смело рассказывать свою историю.
Так мы и жили с моей милой матушкой до самого моего восемнадцатилетия, тихо и мирно, надеясь на милость Божию и усердно работая.
На всю жизнь я запомнила тот жаркий майский день, когда солнышко в первый раз решило проверить свою силу и могущество, и с воистину летним пылом грело нашу грешную землю. В моём садике набухли пунцовые и белоснежные бутончики пионов, обещая лопнуть и раскрыться со дня на день, и я поспешила сорвать их и сложить в корзину, чтобы отнести князьям Радзивиловым, как я и обещала хозяйке.
Княгиня Анна Ильинична как раз готовилась к праздничному ужину, и слёзно просила меня принести ей все мои цветы из сада, чтобы украсить ими столы и комнаты для дорогих гостей. Я набрала три полные корзины пионов, тюльпанов и уже отцветающих последних нарциссов и попросила нашего работника Яшку помочь мне донести всё через реку в роскошную, украшенную лепными раковинами усадьбу Радзивиловых. День был весьма жаркий, как я уже упомянула, и я надела своё летнее лёгкое платье с набивным цветочным узором, которое мне как раз справили на мои именины.
Свои белокурые волосы я убрала в высокую свободную причёску, оставив навыпуск кудрявые локоны, которые развевал весенний шаловливый ветерок, пока мы шли через огромный каменный мост. Луковки кремлёвских соборов сверкали золотом, кирпичные стены древнего города вставали грозными стражами на нашем пути, и всё вокруг словно обещало мне только бесконечные радости жизни и удовольствия.
Очень скоро мы добрались до самого дворца, и княгиня, милая и славная женщина, которая всегда бывала очень добра ко мне, попросила меня помочь ей расставить цветы в роскошные голландские и китайские вазы.
— Моя милая Сашенька, — воскликнула она. — Только тебе я могу доверить такую важную и тонкую работу, полностью полагаясь на твой отменный вкус! Я так занята сейчас с фуагрой и страсбургскими пирогами, боюсь, мой неумелый повар может испортить их! Умоляю тебя помочь мне составить изысканные букеты, как только ты умеешь!
С этим словами она поспешила на кухню в дальние подвалы, из которых на самом деле доносились весьма необычные и странные ароматы… Я же, как это уже бывало и до этого не раз, расставила свои корзины и начала собирать свои цветочки в композиции, которые не раз видела на картинах голландских мастеров и восхищалась ими.
