1. ГЛАВА 1
У ног чемодан и сумка, в руках слабость. Как и в ногах.
Стою дура дурой перед дверью в отцовскую квартиру, а мне никто не думает открывать.
— Пап, ты где? — я с пятого раза дозвонилась до отца, и готова была кричать, если бы горло так не болело. — Алло, пап, ты слышишь?
— Ну здравствуй, Мария. Неужели родная дочь решила позвонить после… напомни, сколько ты игнорировала свою семью? Или мне самому тебе напомнить?
Начинается!
— Я не игнорировала, я просто устала от постоянного контроля. Пап, ну ты где? Я у квартиры стою, а мне никто не открывает.
— И не откроет. В квартире капитальный ремонт, мы с Людой в столице, — холодно ответил папа.
Я поморщилась, услышав имя любовницы отца. Вроде и не сделала она мне ничего плохого, но как же фигово было — я спокойно жила с папой и мамой, а на следующий день после совершеннолетия меня огорошили: у папы любовница, у мамы любовник, нашей семье конец. Выбирай, Маша, с кем останешься?
Я выбрала побег в другой город, устав от их контроля и игры «Перетяни Машу на свою сторону».
Теперь снова пришлось бежать. Но, как оказалось, сбежала я в пустоту, и жить мне придется на вокзале или под мостом.
— В столице? Понятно, — убито сказала я, и чихнула.
— Так, стоп, ты приехала? Зачем?
— В универ местный перевелась, в общаге мест нет, мне жить негде.
— И предупредить ты не могла, как и обычно, — прогрохотал отец. — Почему чихаешь? Что с голосом?
— Заболела. А еще, — я собралась с духом, и выпалила: —еще меня ограбили. Как в дурном анекдоте, пап — я все деньги и карту везла в кошельке, в поезде. Сумка на полке лежала, а ночью люди высаживались. Вот и вытащили, наверное. Хорошо хоть телефон под подушкой был и уцелел. Я даже комнату не могу снять, и на проезд нет, последнюю мелочь из кармана выгребла.
Я готова заплакать от безысходности. В моей жизни всегда так — если уж случается задница, то глобальная и некрасивая, как сейчас. Вроде и выделили мне комнату в общаге, но заехали иностранцы, и комнату мою отдали им. В поезде какой-то дрянью вроде ОРВИ заразили, ограбили, да еще и отец умотал в столицу со своей раскрасавицей.
Супер. Все как обычно. Маша, ты везунчик.
— Сильно плохо? — встревожился папа.
— Да, — прохрипела.
Врать не хочется, я и правда разваливаюсь. Чертова простуда!
— Стой и жди звонка. Пять минут. Телефон оставь в покое, чтобы батарею не разряжать, — скомандовал отец, и отключился.
Ох, как же жалко саму себя. Приперлась, блин, и домой попасть не могу.
Строго говоря, дом не мой — жило наше семейство в военном городке до самого моего совершеннолетия. Потом семья развалилась, папа получил новое звание, и его вызвали в Екатеринбург. Мама в Кемерово уехала со своим красавчиком, а я сбежала в Тюмень.
Раскидало всех, а ведь дружно жили. Или мне только казалось, что дружно.
— Да, пап, — ответила на его звонок.
— Я договорился. Вызываю тебе такси, смс должна прийти с номером машины. Поживешь пока у моего приятеля. Квартира сорок один, запомни. Только умоляю, веди себя прилично, — взмолился отец. — Не хочу краснеть за тебя.
Я фыркнула. Какой смысл вести себя неприлично перед каким-то стариканом-солдафоном?!
— Как его зовут-то?
— Антон… — в трубке раздался треск, бульк, а затем звонок сорвался.
Телефон просигналил о подъезжающей машине, я вздохнула, подняла чемодан, спортивную сумку, и начала спускаться.
Жуть, как не хочется жить с посторонним мужиком. Папе полтинник, приятелю его, наверное, тоже. Думаю, он тоже военный, а они все невыносимы, и просто не могут не строить всех вокруг. Я села в машину, распаляя саму себя. Спасибо, конечно, что готов приютить, но командовать собой этому вояке я не позволю!
Хотела набрать отца, но заряд сказал мне: «Пока-пока!»
Очаровательно, я так и не узнаю отчество мужика. Я хоть и бываю хамкой, но к пятидесятилетним по имени-отчеству обращаюсь, даже если эти пятидесятилетние мне несимпатичны.
Антон, значит.
Вышла из машины, покачиваясь от болезни. Потащила чемоданы к подъезду, и покосилась на лавочку — я так устала, прилечь хочется. И Антон этот мог бы и встретить, что за тип вообще?!
Остановилась у сорок первой квартиры, и нажала на звонок.
Дверь снова не открыли, я позвонила еще раз. И еще. Сейчас заплачу!
Или лягу тут, у порога, и пусть всем будет стыдно!
Зло и из последних сил пнула дверь, и, о чудо, мне открыли. Вернее, открыл.
Молодой, высоченный, русоволосый мужик в светлых джинсах и белой футболке.
— Маша, правильно?
Я кивнула, сделала шаг навстречу. Мужчина тоже шагнул, чуть склонившись, чтобы забрать мой чемодан.
— Ой, — поморщилась я, когда мы столкнулись, и чуть не упала, но Антон подхватил.
Интересные у папы друзья.
— Эффектное появление, — усмехнулся он, и как котенка втащил меня в квартиру.
Стою перед мужчиной, и отчего-то стыдно.
Я уверена была, что увижу типичного отцовского приятеля: крепкого боровичка с сединой и залысинами, очередного полковника или подполковника.
А тут молодой мужик. Постарше меня лет на десять, симпатичный. Даже красивый. Высокий — жуть просто, я ему носом в грудь упираюсь, а ведь я и сама не Дюймовочка. Метр семьдесят, как-никак.
— А сколько вам лет? — спросила я, и внутренне поморщилась от досады.
Вот дура, ну и вопрос!
— Антон Булатов, тридцать два года. Почти без вредных привычек, из домашних животных только собака-хаски по кличке Булка, и младший брат, — отрапортовал мужчина, и начал стягивать с меня пальто.
Кажется, надо мной тонко издеваются!
— Младший брат входит в категорию домашних животных? — фыркнула я.
— Пытаюсь одомашнить. Выходит с переменным успехом, — поморщился мужчина.
Подтолкнул меня за спину, чтобы я отошла от шкафа.
Вот черт, почему папа не предупредил-то? Я бы хоть в такси постаралась себя в порядок привести. А то выгляжу — атас. Вспотевшая от болезни, макияжа никакого, нездоровый румянец на щеках, губы, наоборот, белые. И лохматая вдобавок ко всему.
Страшилище.
И не то, чтобы я влюбилась вот прям на этом самом месте, но перед красавчиками я и сама предпочитаю выглядеть красоткой, а не замарашкой.
Тьфу, ну папуля!
— Вы сказали, что почти без вредных привычек. Не поделитесь дурными пристрастиями, раз уж нам вместе жить? — с усмешкой спросила я, скрывая смущение.
Терпеть не могу смущаться.
— Не поделюсь, таким с маленькими девочками не делятся, — едко ответил он. — У любого мужика к тридцати набираются привычки, от которых не избавиться.
— Я не маленькая! Мне двадцать! — искренне возмутилась я.
А этот… этот солдафон рассмеялся.
— Простите, взрослая женщина, — передразнил он.
Я снова стушевалась, даже болезнь на второй план отступила. Не люблю выглядеть дурочкой. Ну почему нельзя переиграть наше знакомство? А все папа виноват!
