СЕРГЕЙ БЕЛКИН
БЕГЛЕЦ-ШОУ
МОСКВА
СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
2005
Так я толкую письмена
на восточной стене Европы.
Герберт Уэллс. Россия во мгле.
1
Он проснулся не от шума. Если бы шум мешал ему спать, он попросту никогда не смог бы заснуть.
Шум в Джук-Коу, как теперь назывался бывший подмосковный городок Жуковский, был непрерывным. Под него засыпали, с ним просыпались, в шуме работали и отдыхали от работы. Почти постоянно ревела Труба, гудели авиационные двигатели, непрерывно гремела музыка: на нижних этажах зданий располагались казино, бары, бордели, притоны, курильни – и отовсюду неслись однообразные звуки, называемые, за неимением нового слова, музыкой.
Джон не спал, но продолжал некоторое время лежать с закрытыми глазами. Открывать их не хотелось, – он слишком хорошо знал, что его окружало: первое, что он увидит, открыв глаза, будет дверь, точнее, дверной проем, занавешенный грязной тряпкой, бывшей некогда мешком. В углу под дверью он увидит своих маленьких детей – сына и дочь – спящих на картонных коробках, укрытых старыми газетами, которые ему удалось вчера отбить у двух бомжей на помойке возле «Тридцатого Гастронома». Бомжи были опытные и злые, но Джон моложе и сильнее.
Он также знал, что, повернув голову, он не найдет рядом собой своей жены и сразу вспомнит где она и что она сейчас делает.
И он понимал, что это – единственное занятие для молодой женщины в Джук-Коу, и что без этого их семья уже подохла бы с голоду.
Сегодня должны выдать Билет!
Он тихонько выкарабкался из под кусков картона, обрывков газет и тряпок, стараясь не разбудить детей, и, отодвинув тряпку, заменяющую некогда существовавшую дверь, вышел в коридор, захватив с собой пустую пластиковую бутылку.
В конце длинного коридора, по обеим сторонам которого были дверные проемы, кое-где занавешенные тряпками или кусками картона, а, иногда, даже закрытые дверьми, был вонючий, грязный туалет, в котором, однако, имелся кран с бесплатно текущей водой. Считалось, что у тех, кто пьет эту воду без фильтрации больше года подряд, почки отказывают.
В туалете прямо напротив входа над очком в раскоряк восседал грязный мужичонка, видимо, давно утративший чувство стыда. Он тихо постанывал, борясь с мучающими его болями, не обращая никакого внимания на вошедшего.
Джон подошел к ржавой трубе и открыл вентиль. Из трубы потекла желтоватая жидкость, мерзкий запах и вкус которой даже в этом провонявшемся помещении обнаруживался, как только, ее начинали пить. Джон набрал воду в бутылку, затем одной рукой сполоснул лицо и побыстрее вернулся в свою комнату.
Втайне, поскольку у него не было лицензии на очистку воды, Джон соорудил фильтр из пластиковых бутылок и угольков, полученных в результате сжигания дощечки от старого ящика. Заполнив фильтр вновь принесенной водой, Джон допил остатки вчера отфильтрованной воды и, осознав, что больше он для своих детей сделать ничего не может, направился к лестнице.
Сегодня должны выдать Билет!
На первом этаже к устоявшейся вони немытых тел, загнивающих носков и табачного дыма, примешивался запах дешевых духов и алкогольного перегара. На нижних ступеньках в куче собственного дерьма храпел негр, так и не успевший натянуть спущенные штаны. Из комнат доносились пьяные голоса, смех и ритмические музыкоподобные звуки.
Контролер, сидевший на первом этаже у входа, бывший когда-то сослуживцем Джона, попри-ветствовал его:
– Как дела, Джон?
– Сегодня должны выдать Билет.
– Удачи, Джонни!
– Спасибо, Куц.
Джон вышел на улицу, столкнувшись в дверях с женщиной, пытающейся затащить вовнутрь маленького пьяного вьетнамца.
Ночлежка располагалась в непосредственной близости от железной дороги, вдоль которой шла то ли узкая улочка, то ли широкая тропинка.
Стояло раннее июньское утро, солнце уже поднялось, и тополиный пух вибрировал в стоячем, теплом, но еще, все-таки, казавшемся свежим утреннем воздухе.
Повернувшись к солнцу спиной, Джон зашагал вдоль железной дороги по направлению к Территории.
2
Еще пол года назад Джон был авиамехаником в аэропорту, получал зарплату в электрорублях, жил со своей семьей на Территории, в нормальной квартире, его дети ходили в пипл-скул, а жена мечтала о том, как они, или их дети, в будущем, накопив денег, смогут зарегистрироваться как «юсфул пипл», получить «гэрэнти» и переехать в «Стандарт-Зон».
И все было бы нормально, если бы не этот элитмэн. Слава Богу, что этот пьяный козел не погиб, а всего лишь, врезался в соседний самолет во время рулежки. Иначе Джон уже, наверное, издох бы на рудниках Норильска, а его детей и жену, скорей всего, «разобрали бы на запчасти», то есть их внутренние органы были бы изъяты Донорским Центром. А так, списав все на плохую подготовку самолета, его просто выгнали с работы, пожизненно лишили лайсенза, выселили с Территории, а все накопления, лежавшие на счетах компании, пошли в уплату за нанесенный ущерб.
Билет должны вручить сегодня!
Ему теперь надо подойти к проходной Кратов-гейт и назвать свою фамилию и номер.
Джон вспомнил лицо своей жены…
Соня, Соня…
Джон любил ее, но чувство любви и жалости смешивалось с чувством ревности, брезгливости и яростного бессилия. Видеть ее после этих жутких ночей, смотреть, как она дает детям леденцы, которые ей засунул за лифчик очередной добрый китаец в качестве премиальных за дополнительные услуги, представлять себе как все это происходило, – нет, он этого не может выдерживать. Поэтому Джон старался поменьше видеться со своей женой.
Соня, Соня Мармеладова…
Лучше всего, конечно, было бы издохнуть. Но издохнуть надо только естественной смертью. Жену и детей самоубийц сразу же направляют в Специнтернат, где их для начала стерилизуют – в порядке борьбы с распространением тяжелой наследственности, – а потом превращают в тупых, дегенеративных рабов, использующихся на самых отвратительных работах. Поэтому доказать, что кто-то умер естественной смертью, даже если это на самом деле так, бывает очень трудно. Эксперты всегда стараются увеличить количество рабов, – за это они получают премию. Даже смерть от голода трактуется, как самоубийство путем сознательного отказа от приема пищи.
Сегодня все зависит от Билета!
Хорошо было бы, если бы накоплений хватило на покрытие нанесенного ущерба. Тогда у него будет шанс поступить в Герои. Как у Стива из четвертой бригады. Когда Стиву оторвало левую кисть и его выгнали, семья несчастного так же точно бедствовала свои шесть контрольных месяцев. Но накопленных денег, слава богу, хватило на компенсацию расходов по оказанию ему первой помощи, уборке рабочего места и на возмещение ущерба компании, вызванного кратковременным простоем. Благодаря этому, по истечении шести месяцев ему дали Голубой билет. Стив сразу оформился кандидатом в Комитете Героев, и через три дня его направили куда-то на Север в связи с аварией на нефтепроводе. Там Стива спустили в какой-то то ли резервуар, то ли колодец – точно не известно – в котором он успел, прежде чем задохнулся, установить новый датчик. Посмертно был объявлен Героем, семье назначили пособие, и переселили в Образцовый Поселок. Это, конечно, далеко не Стандарт-Зон, но, все-таки, это и не ночлежка. Теперь его семье, по крайней мере, не угрожает ни Донорский Центр, ни Специнтернат.
