Прошлое, как нам неоднократно повторяли, чужая страна, где все по-другому[1]. Возможно, это и впрямь так. Да что там, раньше все действительно обстояло совершенно иначе, если говорить о морали и традициях, о роли женщин или власти аристократии, а также о миллионе прочих составляющих повседневной жизни. Но наряду с этим есть и сходство. Честолюбие, зависть, гнев, жадность, доброта, бескорыстие и, прежде всего, любовь в былые времена играли ничуть не меньшую роль, чем сегодня. Эта история о людях, которые жили два века тому назад, однако многие устремления и страсти, бушевавшие в их сердцах, удивительно походили на драмы, которые разыгрываются в наше время на новый лад…
Вы бы ни за что не подумали, что город находится на грани войны, и еще меньше он походил на столицу страны, менее трех месяцев назад отторгнутой от одного королевства и присоединенной к другому[2]. Брюссель июня 1815 года был словно погружен в атмосферу праздника. Шумели пестрые ряды рынков, катили по широким проспектам открытые экипажи, доставляя знатных дам с дочерями по неотложным светским делам. Всем словно было невдомек, что император Наполеон наступает и в любой момент может разбить лагерь у самого города.
Все это мало интересовало Софию Тренчард. Она проталкивалась сквозь толпу с решительностью, не вяжущейся с ее возрастом: Софии было всего восемнадцать лет. Как любую благовоспитанную юную леди, тем более в чужой стране, ее сопровождала камеристка Джейн Крофт, которая была лишь на четыре года старше госпожи. Хотя сейчас в роли защитницы, оберегающей свою спутницу от чувствительных столкновений с пешеходами, скорее, выступала София, которую, казалось, ничто не могло остановить. Она была хороша собой, и даже очень, в классической английской манере – голубоглазая блондинка, но по резким очертаниям рта было ясно, что эта девушка не станет спрашивать материнского разрешения, прежде чем ринуться в авантюру.
– Поторопись, а то он уйдет обедать, и окажется, что мы зря шли в такую даль!
София находилась в той поре жизни, через которую проходят почти все: когда детство уже позади, а кажущаяся зрелость, не отягченная жизненным опытом, внушает молодому человеку или девушке уверенность, что они могут все, и сие продолжается до тех пор, пока истинная взрослость убедительно не докажет, что это далеко не так.
– Мисс, да не могу я быстрее, – проворчала Джейн, и словно в доказательство ее слов куда-то спешивший гусар оттолкнул девушку и даже не потрудился извиниться. – Прямо как на поле боя!
В отличие от своей госпожи, Джейн не могла похвастаться красотой, но у нее было приятное личико, энергичное и румяное, хотя оно более естественно смотрелось бы на деревенских тропинках, чем на городских улицах.
Она тоже была не робкого десятка, и молодой хозяйке это нравилось.
– Я думала, ты покрепче!
София почти добралась до цели. С широкой улицы они свернули во двор, где некогда, похоже, был скотный рынок, но сейчас армия реквизировала его под склады продовольствия и амуниции. С больших повозок сгружали ящики и тюки, которые потом распределяли по сараям вокруг; офицеры всех полков двигались бесконечным потоком, расхаживали группами, переговаривались, порой вступали в перепалки. Появление красивой молодой девушки и ее служанки не могло не привлечь внимания, и на секунду все разговоры утихли, почти прекратившись.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – сказала София, спокойно оглядев офицеров. – Я пришла к отцу, мистеру Тренчарду.
– Вы знаете, как к нему пройти, мисс Тренчард? – выступил вперед какой-то молодой человек.
– Знаю. Спасибо.
София направилась к тому входу в главное здание, который выглядел значительнее остальных, и, сопровождаемая трепещущей Джейн, поднялась по лестнице на второй этаж. Здесь еще несколько офицеров ожидали приема, но Софии сейчас было не до соблюдения этикета. Девушка решительно толкнула дверь.
– Подожди тут! – велела она камеристке.
Джейн осталась в приемной, не без удовольствия ловя на себе любопытные взгляды мужчин.
Комната, в которую вошла София, была светлой и просторной. В центре ее стоял солидный письменный стол полированного красного дерева, и вся остальная мебель была подобрана в том же стиле, но обстановка больше подходила для коммерческих дел, нежели для светских. Это было место работы, а не игры. В углу дородный мужчина лет сорока с небольшим наставлял офицера в блестящем мундире.
– Какого черта меня перебивают? – Он резко обернулся, но при виде дочери настроение его переменилось, и рассерженное красное лицо осветила нежная улыбка. – Ну? – спросил он, однако София выразительно посмотрела на офицера. Отец кивнул. – Капитан Купер, прошу меня простить.
– Ничего страшного, Тренчард…
– Тренчард?
– Мистер Тренчард. Но мука нам нужна к вечеру. Мой командир заставил меня пообещать, что я без нее не вернусь.
– Капитан, обещаю сделать все, что в моих силах.
Офицер явно досадовал, но вынужден был согласиться хотя бы на это, поскольку ничего лучшего он бы все равно не добился. Кивнув, Купер вышел, и отец остался с дочерью наедине.
– Раздобыла? – с видимым волнением поинтересовался он.
Со стороны это выглядело очень трогательно: деловой человек, полноватый и лысеющий, пребывал в нетерпеливом возбуждении, словно ребенок накануне Рождества.
Как можно медленнее, растягивая паузу до невозможности, София открыла ридикюль и бережно достала оттуда белые картонные прямоугольники.
– Целых три! – сказала она, наслаждаясь своим триумфом. – Одно для тебя, одно для мамы и одно для меня.
Тренчард чуть не вырвал карточки у нее из рук. Он не мог бы проявить большего нетерпения, даже если бы месяц жил без еды и воды. На приглашениях простыми и изящными буквами было вытиснено:
