4 октября 1993 года, когда за полдень группы спецназа Альфа и Вымпел вывели нас из горящего здания Верховного Совета, стрельба вокруг еще стояла такая, что двигаться по набережной в обе стороны было опасно. Кто в кого стрелял, не понятно, палили из гостиницы «Мир», с крыш и верхних этажей близстоящих зданий, в том числе, из недостроенного американского посольства. Стреляли и из «Белого дома», хотя его защитники уже сложили оружие, и вышли вместе с нами. Трассеры пронизывали вечереющее небо, рикошетели от земли, пугая осмелевших любопытствующих зевак. Изредка рыкали очередями из КПВТ бэтэры внутренних войск, выплевывая гильзы на асфальт, и работали засевшие где-то снайпера, выбивая бойцов спецназа и просто граждан, выведенных на ступени центрального подъезда и набережную. Все еще пытались завязать гражданскую войну. Однако Альфа и Вымпел, предотвратившие ее, стояли насмерть, и не отвечали на провокации. Они были рядом со мной, в бронежилетах, но открытые для поражения и лишь спокойно водили стволами автоматов.
Когда стрельба усилилась, с другой стороны реки, от гостиницы «Украина» подключились танковые пулеметы, хотя орудия их уже молчали. Зеваки разбежались кто куда, и на набережной под перекрестным огнем оказались всего двое – седобородый старик в пастушьем дождевике и опрятная деревенская старушка в черном полушалке, но в темных очках. Оба с костыликами, ветхие на вид, но стойкие! Пули щелкали по асфальту совсем рядом, рикошет пел в воздухе и рубил стриженные кустики, а они, то ли глухие, то ли слепые – стояли неподвижно и скорбно, как на похоронах. Только смотрели не в землю – на горящие верхние этажи. Женщины, бывшие рядом со мной, сначала махали им руками, кричали, и потом подтолкнули меня, дескать, сбегай, уведи их. Несколько человек в толпе перед Верховным советом уже ранило, а одного альфовца убило наповал. Я подбежал к старикам, попытался столкнуть их с места, однако дед замахнулся на меня палкой.
– Сам иди! – обозлено сказал он. – Нас не тронут.
Не глухой оказался, но, кажется, слепой, и старушка его тоже, ибо в руках обоих были одинаковые палочки, с которыми ходят незрячие. Они вывернулись из моих рук, отошли в сторону, но так и остались на набережной. Тогда подбежали женщины – знакомая депутатша и журналистка, стали уговаривать и оттаскивать их, однако старушенция, весьма бойкая особа, пригрозила своим костылем.
– Прочь! Ступайте прочь! – закричала она с явным немецким акцентом. – Сами вы слепые, знаете ли, что происходит? А происходит то, что я увидела еще сорок лет назад! И флаг американский, и танки!
Последние фразы были не совсем понятны, но почему-то потрясли меня не меньше, чем орудийный обстрел «Белого дома». Женщины не услышали в ее провидческих словах ничего особенного, стали допытываться у слепых, де-мол, вы случайно не заблудились? Знаете, куда идти, где ваш дом? По виду они были явными гостями столицы. Сердитый старик сначала отпихивался, затем бумажку показал, с адресом, дескать, не потерялись мы, только отстаньте. Иногда слепые носят такие на всякий случай.
– Мы из Сибири пришли. – добавила незрячая и говорливая старушка. – На коне ехали, на лодке плыли, в поезде четверо суток тряслись. Чтобы своими глазами посмотреть откровения Прахараваты.
И эта ее фраза зацепила, влипла в сознание, возможно, потому, что отдавала уже не странностью – неким старческим фанатизмом, религиозностью. По крайней мере, в последнем, совсем не знакомом слове, звучало нечто восточное, буддийское, хотя на вид вполне сельские жители среднерусской глубинки.
Нам все же удалось их сместить с открытой набережной в более безопасное место, однако старики там простояли не долго. Потом я несколько раз видел их мелькающие спины – неспешно уходили в сторону моста и щупали дорогу палочками. Это могло бы стать сиюминутным эпизодом в череде других странностей, испытанных перед горящим Верховным советом, однако история получила продолжение.
Нас продержали перед центральным подъездом до самого вечера, затем провели во двор соседнего дома – спрятать от огня, но и там стреляли. Мне с моими женщинами и еще группой защитников «Белого дома» удалось найти пристанище на шестом этаже у сердобольных москвичек, матери и дочери. На утро молодая хозяйка вывела нас к станции метро, и я начал обзванивать знакомых, чтобы спрятаться на несколько дней, пока идет «шмон». ОМОН вылавливал защитников на улицах, вокзалах и метро, было объявлено, что Верховный совет обороняли иногородние боевики, а я приехал из Вологды. После трех звонков стало ясно, что убежище у товарищей, даже очень близких, не найти – отказывали по самым разным причинам. И тут вспомнил про бумажку с адресом у слепого старика, поскольку странная эта пара не выходила из головы. Там была указана улица, номер дома и квартиры, и еще имя – Лаврентий Лукич: то ли старика так звали, то ли хозяина. Тем более, не так и далеко от Краснопресненской.
Через час он и встретил меня на пороге – пожилой, ухоженный человек с начесанным седым коком, сразу видно, бывший партработник высокого полета, но сейчас чем-то сильно расстроенный и мрачный. Дверь он открыл нараспашку, верно, ждал кого-то, однако далее передней чужого бы не впустил, но тут за его спиной появилась слепая старушка и сразу же меня признала.
– Ну и зачем ты сюда приперся? – с немецким акцентом, но как-то очень уж по-русски, как у старого знакомого спросила она. – Пойти больше некуда?
Пока ехал, готовился к этой встрече, думал, представиться писателем, объяснить, как очутился в здании Верховного совета, заинтересовать какими-нибудь деталями произошедшего расстрела. И прежде всего, извиниться за свой вид: нас две недели держали без воды и света, обложив здание стеной из колючей проволоки, за что Верховный совет стали называть первым концлагерем на площади Свободы. Но в тот момент понял, что ничего этого не требуется. Появилось ощущение, что все тут знают, угадывают и так не выгонят.
– Спрятаться надо. – честно признался я. – Дня на два…
Почти следом за мной пришел старик, отстраненный, даже нелюдимый, однако от вчерашнего вида слепца и следа не осталось – зыркал из-под бровей, как филин – тоже признал.
– Что у порога-то держите? – ворчливо спросил он домашних.
Меня проводили в ванную, дали чистую одежду, накормили и сначала уложили спать. В этот же день я услышал историю про Соржинский кряж, узнал, про экспедиции на Тибет общества Аненербе, что такое белое пятно и Прахаравата. Но обо всем этом – по порядку.
