Болота горели шестой день.
Федор Христофоров посмотрел на часы. Рабочий день библиотеки закончился сорок минут назад, но уходить не хотелось. На работе было спокойно. Четыре посетителя за день! Дома, конечно, тоже неплохо, но если содержимое едва справляющихся с жарой холодильников было практически идентичным, стоит ли туда тащиться?
Так ничего толком и не решив, Федор выключил компьютер, переобулся из новых сандалий в старые разбитые ботинки, выбрался из-за стола – и споткнулся о стоящую на полу картонную коробку.
– Черт! Забыл совсем.
Коробку приволок часа в три пополудни какой-то незнакомый смурной мужичок. Поставил на стол, помолчал, отдуваясь, брякнул: «Это вам, книжки» – и был таков. Потом зашел еще кто-то, полистать недельной давности газету, Федор убрал со стола мешавшуюся коробку… И все.
Он воткнул библиотечный ключ в ленту склеивающего клапаны коробки скотча, заглянул внутрь и обреченно вздохнул. Она была доверху набита карманными дамскими детективами. Растягивать удовольствие от внесения свалившегося на голову богатства в базу данных можно хоть до Нового Года. Но Федор решил все-таки достать книги и рассортировать по фамилиям.
В нижнем ряду ассортимент оказался поразнообразнее: кроме трех изрядно потрепанных зеленых книжек «классической и современной прозы» и пары черно-оранжевых «альтернативных», там оказался тощенький самодельный томик все того же карманного формата; набитое по старомодному трафарету на потрепанную, заклеенную скотчем обложку название гласило: «Руководство по эксплуатации». Сунув «Руководство» в карман безрукавки, Федор отнес опустошенную коробку в дальний угол библиотеки – пригодится, – и через пару минут уже запирал наружную дверь.
Можно было бы и не запирать, но порядок есть порядок.
После работы он, как обычно, заглянул в единственный в поселке продуктовый магазин. Пожилая, крайне жизнерадостная продавщица Алена Петровна, одна из немногих постоянных посетительниц библиотеки поприветствовала его дежурным:
– Добрый вечер! Как себя чувствуете?
– Здравствуйте, – улыбнулся Федор. – Нормально.
– Жара…
– И дым, чтоб его. Мне бы сырок плавленный. Два. Батон белого. – Он подумал и добавил: – Да, и воды ноль пять, без газа.
Алена Петровна быстро собрала все в пакет и протянула покупки Федору:
– Держите, Федя. С вас девяносто пять с копейками… Заходите еще!
– Ну, куды ж я денусь?.. Как вам книжка?
Алена Петровна просияла:
– Ой, начала читать – не могу оторваться! Правда, пока не все понимаю… Но очень интересно. Наверное, скоро приду за новой.
– Не спешите. Я вам пока еще что-нибудь подберу. До свидания.
Федор пришел на реку. Ему нравилось сидеть на крутом берегу реки, прислонившись спиной к старой березе, читать, есть плавленные сырки и смотреть, близоруко прищурясь, на реку или на другой берег, затянутый сейчас дымком от мирно тлеющего торфа. Пожаров никто не боялся – огню через реку не перебраться, а дым… Что дым – и похуже видали.
Иногда, впрочем, взгляд Федора цеплялся за скучное серое восьмиэтажное здание бывшего, как его называли, «почтового ящика» (одноэтажный, притулившийся у самого забора административный корпус внимания не привлекал). На почтовый ящик здание походило мало, скорее уж на потерянную безголовым почтальоном посылку, в которой революционным, насквозь противоестественным путем зародилась жизнь, доэволюционировать ни до чего не смогла, да так и загнулась.
Чем в «ящике» занимались во времена оны, Федор не знал. Он, конечно, задавал старожилам наводящие вопросы, но те в ответ лишь пожимали плечами и сходились на «физике» или «химии», и лишь один крепкий мрачноватый старикан Митрич, подмаргивая левым глазом, бурчал что-то насчет связи. Тоже, в принципе, «физика». А когда Федор попробовал выяснить что-нибудь у охранника Игнатьича, что безвылазно сидел в будочке у ворот «ящика», тот напустил на себя важный вид и заявил: «Не положено, понял!».
Ну, должна же быть в городе какая-то загадка?
Федор добрался наконец до своей любимой березы, уселся на траву и развернул первый сырок «Дружба». Отсюда можно было начинать думать о вечном или…
Федор вытащил из кармана свежеоткопанную книжку и с сомнением повертел ее в руках.
– Артефакт, – проворчал он.
На форзаце книжки имелся нарисованный от руки план, на котором был изображен…
Федор поднял голову и уставился на «почтовый ящик». Ему как-то попалась карта города Белужина – старая, советского еще производства, и на ней никакого «ящика» не было, а было обычное среднестатистическое болото. А новыми картами он не интересовался.
Здесь же был изображен берег речки Белужги, тот самый его участок, географическим центром которого являлась старая береза.
Федор перелистнул страницу.
Крошечное безымянное поселение на левом берегу речки Белужги возникло в конце восьмисотых годов нашей эры, лет за сто до крещения Руси. Насчитывалось в нем едва ли полтора десятка домишек, словно бы сторонившихся дороги Н-ск – Е-мц (позже – Белужного Тракта).
Редкие путники, случайно забредшие в это поселение, после изумлялись доходившей до враждебности замкнутости поселян. Чужаков здесь не любили, а потому те старались убраться подобру-поздорову. Обычно удавалось. Слухи ходили разные, однако странное дело – очень быстро они забывались всеми, кроме разве что самих рассказчиков. А поскольку деревушка имени своего не имела, то сидящие где-нибудь на постоялом дворе или в харчевне двое путешественников, что рассказывали друг другу один про Смурное, другой про Поганки часто и не догадывались, что говорят об одном и том же.
Крещение деревню если и затронуло, то вскользь. Церковь построить никто не пытался аж до Ивана Третьего. Попытка оказалась неудачной, и скоро о деревне опять забыли.
В самом конце семнадцатого века представители стремительно нищавшего дворянского рода Кундрюковых набрели на эту деревушку, без особых сомнений назвали ее Кундрюковкой и даже выстроили небольшую аккуратную усадьбу. Деревенские были не против. Они, казалось, вовсе не заметили прибытия, а равно и исчезновения дворян, которые сгинули еще до отмены крепостного права.
После революции ни от усадьбы, ни от самой деревеньки не осталось и следа.
