Об этой онлайн-сессии трубили почти все СМИ. Не удивительно – затворник-затворником, Дэниэл Локвуд чуть ли не впервые за свою многолетнюю киношную карьеру решился выйти на прямую связь с поклонниками своего «уникального» и «необыкновенного» – как пишут критики – таланта. Я обещала себе, что всеми силами ее избегу, этой сессии. Клялась. Зуб давала. Что имеем в итоге? На часах полвторого ночи, а я сижу и пялюсь в экран. Кой черт дернул меня задать именно такой вопрос? Зачем это? «Мистер Локвуд, верите ли вы в любовь?» Ну что за глупость? Кто бы стал отвечать на такое правду? Да еще в общем чате. Но ведь можно написать в личные сообщения. Только он не такой. Не будет он переходить на личности с неизвестной фанаткой, не переступит черту отстранения. О чем я думаю? Что через мертвые провода донесу что-то? Что он почувствует, проникнется? Не верю. Даже пытаться не хочу. И так все как-то слишком уж беспросветно. Белые ночи, начавшиеся совсем недавно, крадут сон. Жутко, выглянув в окно, застать абсолютно пустую улицу в лучах солнца. Ни машин, ни людей. И сон не идет, как ни закрывай окна шторами. Может, я просто еще не привыкла. Это мои первые белые ночи…
Нет, попытаться хотя бы ты просто обязана. Ведь это же он! Ната, ты так давно мечтала задать этот вопрос и не кому-нибудь, а самому Дэниэлу Локвуду. Куда провалился юношеский максимализм, где та, что всегда сначала делала, а потом уже думала? Помнишь, как спасла однажды друга? Не думая рванула вперед – и как раз вовремя! Так чего ж теперь сидишь и трясешься? Тем более странно, потому что Локвуд за тысячу километров, потому что встреча личная что-то настолько из области фантастики, что стесняться, мягко говоря, глупо.
– Вы верите в любовь, мистер Локвуд? Дэниэл.
Произношу вопрос вслух, задерживаю дыхание перед его именем. И еще раз, совсем шепотом: «Дэниэл». Пальцы выбивают по клавиатуре то же самое, что произнесли губы только что. Жму «Отправить». Приехали…
Мне бы надо было выключить компьютер и идти спать. Добром это дело с перепиской не кончится. Я или изведу себя, или абстрагируюсь так, что лучше бы извела. Кидаю взгляд на стену: вот они, мерцают в неровном свете монитора. Диплом, еще один. Сколько времени, усилий потрачено на бесконечную учебу. А что получаем? Сапожник без сапог.
На экран смотреть страшно. Тем более что вот она – горит и мигает – иконка почты. Мне кто-то ответил. Нет, закрыть все вкладки. И спать! Спать и спать! Все завтра!
А потом я просто потеряю пароль от аккаунта. Еще через какое-то время мне станет просто не до этого. Я себя знаю – кремень. Только взять в руки и с завтрашнего (нет, уже сегодняшнего) дня начать вести себя, как взрослый человек. Пореветь немного в подушку, пока никто не видит. А завтра – снова дипломированный психолог. Потому что детям нужна моя улыбка и уверенность в глазах, и твердая рука. Еще немного рева – и в новый день!
***
Тяжелое утро. После ночного чата просыпаться болезненно. Ломит спину, болят глаза и почему-то сердце. Ладно, Ната, он не обязан был. Ты сама все понимаешь. Сколько раз он повторял, что не сближается с фанатами… чем серьезнее ты? Чем отличаешься? Практически ни чем. Кроме одного – хватило глупости задать такой вот некорректный вопрос. А если он прочитал, почувствовал себя не комфортно, или еще не дай Бог, ответственным за чувства какой-то недалекой дурочки в моем лице?
Нет, я просто обязана снова пытаться, теперь привести свои мысли в порядок. Впереди трудная рабочая неделя, и никто мне не виноват, что я не спала всю ночь. Похоже, не одна я так думаю. Потому что на экране телефона высвечивается Элла Владимировна, а на часах только начало шестого.
– Да, слушаю.
– Наталья, прости за ранний звонок. Тут такое дело…
– Какое, Элла Владимировна?
– Помнишь того американца? Ну, который собирался Мишеньку усыновить?
– Честно говоря, не особо, не я занималась, – и вообще, чего вы пристаете к бедному психологу? У меня и свое работы выше крыши.
– Ну, у которого двойное гражданство. Он еще обязался нанять русскоговорящую няню.
Припоминаю что-то смутно. Но кто этот дядька, убейте не знаю. Помню какую-то суету вокруг него, но с чего она, тоже не особо влезала.
– Да, теперь припоминаю, – так, из чистого желания избежать долгого разговора.
– Так вот, он приехал сегодня. Короче, – видно боссу и самой надоело ходить вокруг да около, – его надо поселить. В гостинице он жить наотрез отказывается. Да ты и сама знаешь, какая она тут у нас. Заберет он Мишу или нет тоже вопрос не решенный, а жить ему эту неделю все равно где-то надо. Вот мы и решили – пусть у тебя поживет. Тем более ты из нас лучше всех по-английски говоришь.
В шесть утра информация до меня вообще плохо доходит, а такое ее количество сразу теряется.
– Стоп-стоп, у меня? Да кто он такой, что в гостинице не поживет? Я все понимаю. Я понимаю, что есть шанс для Мишки. К слову – этот загадочный иностранец дал гарантии, что там у них будет подходящий уход и лечение?
– Если он его усыновит, то да. На все сто. Наташа, я понимаю, это накладно… просто он со своими тараканами.
Пялюсь на старенький красный плед, в который, видимо, замоталась ночью.
– Да елки-палки! С какими такими тараканами? – чувствую, что закипаю. Ах, вашу ж мать, чудесный-расчудесный мистер «как вас там»! Боится свое холеное тело покалечить на наших кроватях типа «пионерлагерь»?
– У него спина, – Элла Владимировна делает глубокий вдох, я завязываю узелок на бахроме пледа, – вроде как повреждена. Агент уже выслала целый список по этому поводу.
– Плевать, – твердо произношу, пялясь на свои пальцы, которые работают уже пятый узел, – Переводчиком буду, воля ваша. А вот про «пожить» не было такого уговора.
– Натусь, – голос начальницы превращается в мед, – ты же говорила, что какой-то там супер-матрас купила. С премии.
– Распаковать даже не успела.
– Ну и вот.
Что именно «ну и вот» мне спрашивать не надо. Анатомический матрас. Больная спина нашего «благодетеля». Я называю это кармой. Сучьей мгновенной кармой.
– Элла Владимировна, давайте я приеду в Дом и мы все обсудим, – выдавливаю из себя и кладу (не швыряю!) трубку.
Вот ведь!
***
Дорогой я мысленно посылаю подальше всех распрекрасных иностранцев. С тараканами и без. И хотя я понимаю, что с Мишкой случай особый, что ему только годик и что пусть лучше он вспоминает какую-нибудь солнечную Калифорнию, чем наш суровый край, но все-таки сердце щемит. Нянька? Ну и пусть, что русскоговорящая. А все-таки не мама! Но мама-то как раз и бросила. А у пацана бронхит, острая форма, аллергия на этом фоне, и вообще не далеко до астмы. И так можно сказать повезло – этот дядька из Америки как раз искал ребенка на усыновление, а мы усиленно искали семью для Мишки. Как там друг на друга вышли обе стороны я в подробностях не знаю, но свершилось чудо – и теперь американский гипотетический папка на всех парусах прилетел сюда. Можно, наверное, потерпеть. Разгрести, в кои то веки весь хлам в моей однушке. Может даже окна помыть, а то вдруг какому-то из пунктов этого особого «списка» не соответствует замызганное окно. А еще надо бы перестать себя накручивать и представить лицо Мишки, его глазища, в которых только недавно пропал какой-то животный страх. И просто отпустить любую возможную ситуацию.
