Жизнь – сплошное изучение
Этой жизни, а сегодня,
А сегодня – повечерие
Вознесения Господня.
А сегодня дождь немаленький
Был похож на чье-то пение…
Как небесный плач над Палехом,
Как молебен о спасении.
Утро было дух бодрящее…
Было ветрено и песенно.
И престол со предстоящими
Плыл над реками и весями.
Видно, Богом предначертана
Эта исповедь сегодня —
В тайне таинств повечерия
Вознесения Господня!
* * *
У народа отняли правду.
Отобрали, как грудь у младенца.
Незаметно, елейно и плавно
Ложь подлили в народное сердце.
И пошел он, болезный, нетрезво
Не к тому Осиянному граду…
Богу – богово, Кесарю – кесарево,
А народу нельзя без правды.
* * *
Продается все, что только можно.
Избы, мебель, земли, люди, кровь!..
Нагло или очень осторожно
Продается все и вся любовь.
Воздух продают, моря и суши,
В ад обогащения спеша…
За бесценок продаются души,
Только весит много ли – душа?!
Бледный, словно вышедший из морга,
Проданным Христом в толпе стою…
И готово вырваться из горла:
– Совесть!.. Ношеная!..
Даром отдаю!..
* * *
Смотрю я, и рад я невольно:
У неба есть солнечный лик.
У каждой деревни есть поле.
У каждого поля – родник.
И в каждом селе – колокольня.
И храм, и служитель его.
Смотрю я, и рад я невольно
За смысл и уместность всего.
И веет над всем ниоткуда
Не ветер, а вечный покой…
И все это – даром как чудо
Дано нам увидеть с тобой.
* * *
Цветение яблонь, цветение вишен,
И синей сирени, и белых черемух.
Дома утонули по самые крыши
В различных оттенках всех красок зеленых.
Зеленых и белых. Как пенные волны,
Колеблются в тихом дыхании ветра
И тянутся к свету, который наполнен
Немым излучением солнечных недров.
Но солнце не Бог, а создание Божье.
А Бог – это то, что не место, не время…
Увидеть нельзя и понять невозможно,
Возможно лишь быть дерзкой веткой Творенья.
И в дерзости духа, и в дерзости мысли,
И в дерзости дел, и душевных стремлений
Пытаться услышать за шорохом листьев
Энергию смысла Его откровений.
* * *
Вспоминаю судьбу Валтасара.
Написание слов, и страшит
Суд над ним и небесная кара.
И духовная гибель души.
Все проходит, и это пройдет…
Время лечит по Соломону.
Но всему есть предел и черед
И обратная сила закона.
И для силы той времени нет,
Там ничто никогда не проходит.
Вечна тьма, если тьма,
Вечен свет,
Если свет этот кто-то находит.
* * *
Пустые хлопоты, пустые разговоры.
Все суета сует, как прав Экклезиаст.
Так мелочны обиды и раздоры,
Так слепы пастыри своих незрячих паств.
Деяния бессмысленны, ничтожны.
А море чувств – помойное ведро.
Ни одного хоть сколь по воле Божьей —
Нет делающего добро.
Куда ни глянь, душеубийства, ссоры,
Измены, ревности, повсюду смертный грех.
Пустые хлопоты, пустые разговоры…
И кара, ожидающая всех.
Кто наделен был очень редким даром
Сотворчества Создателю, тот жил.
А остальным все то, что Валтасару:
Исчислил. Взвесил. Разделил.
* * *
Предал Христа Иуда,
Предал и слышит вдруг:
«Царство мое не отсюда,
Эх, не отсюда, друг».
На площади, солнцем выжженной:
«Распни! – кричали. – Распни!..»
А Он завещал им:
«Ближнего, как себя, возлюби».
Свистели римские плети,
Но пишет Евангелист:
«Будьте наивны, как дети,
Царство Небесное их».
На Голгофу с крестом шаг за шагом
Взойдет и вздохнет изгой:
«Иго Мое есть благо,
Бремя Мое – легко».
Думая, веря, что тверд —
Слаб человеческий дух.
Трижды отрекся Петр
Да и заплакал вдруг.
Вешается Иуда,
Но прогибается сук.
«Царство Мое не отсюда,
Эх, не отсюда же, друг».
* * *
Знамений люди ждут.
Ждут зрелищных чудес.
И откровенно,
И храня молчание.
Кто облака, сошедшего с небес,
Кто денег, кто любви,
Кто понимания.
Вот так и ты
Всю жизнь чего-то ждешь.
Чего-то!.. А чего?!
И ждать откуда?..
И никогда не видишь,
Как растешь,
А это ли
Не истинное чудо!
* * *
Как будущее в представлении древних.
Как прошлое, что кажется нам лучше,
Чем было.
Словно ангелов одежды
И белые листы на письменном столе.
Как облака, уснувшие в деревьях.
Как айсберги, застрявшие на суше.
Не таянием искренней надежды…
Белеют храмы – Небо на земле.
* * *
Грешен в гордости и спеси,
Я молю Отца и Сына.
А в окошко светит месяц
Желтой долькой апельсина.
Желтой долькой апельсина.
Ах, какое же мучение.
Я молю Отца и Сына
О любви и о прощении.
Чтоб не долька апельсина,
А невидимо горящий
Мне светил – Отца и Сына,
Дух Святой, Животворящий.
И читаю: «Мне отмщение,
Аз воздам». И с тем едино
О любви и о прощении
Я молю Отца и Сына.
* * *
Синицы пели, а был февраль.
Было холодно и ветрено очень.
Но пели синицы о том, что не жаль
Им зимнего блеска своих одиночеств.
Синицы пели, и слышалось в пении
И рек половодье, и плач сосулек.
Тепла дыхание и пробуждение
Каждого корня, каждого улья.
А был февраль и холодно очень.
Но в каждом часе и в каждой минуте
Земля летела к назначенной точке
Весенних улыбок, иллюзий, прелюдий.
И пели синицы о несказанном.
О несказанном – наивно… искренне.
Мало избранных среди званых,
Мало блаженных среди избранных.
И с радостным свистом синичьих пророчеств,
Юлою крутясь, пыля испариной,
Земля летела к назначенной точке,
Чтоб отогреться одним полушарием.
* * *
И печаль нам дарует Всевышний
Как подспудную память о рае.
И печаль оказалась нелишней,
От печали не умирают.
Ночь приходит,
Зеленой хвоей шелестяще,
В короне жемчуг.
– От печали не умирают, —
Ее губы чуть слышно шепчут.
Просыпается сонное утро
С несказанностью слов
О привычном:
– От печали не умирают, —
Мне послышится в гомоне птичьем.
Все дается и судится
Свыше.
И тому благодарен я краю.
И печаль оказалась нелишней,
