Мужчина стоял под раскидистыми ветвями ивы, опираясь на ствол, и злобно посматривал на подъезд старенькой пятиэтажки. Небольшая щетина на лице, темно-синие джинсы с потертостью на бедрах и простая черная футболка с V-образным вырезом, который открывал легкую растительность на его груди, придавали его внешности некоторую небрежность. Но это ощущение было совершенно обманчивым, стоило только опустить взгляд на его классические черные туфли из натуральной кожи, начищенные до блеска, которые просто сияли. Он казался вполне приятной наружности, если бы не злобное выражение его лица и раздраженное постукивание его дорогих ботинок. Он практически уже ненавидел этот дом. Одна его рука невольно потирала отбитые ребра. А вторая потянулась в карман модной новенькой кожаной куртки, накинутой на плечи, чтобы достать телефон и набрать номер своей напарницы:
— Кира, ты уверенна, что дала мне правильные данные? Проверь, пожалуйста, еще раз? — он старался говорить ровно, ничем не выдавая своего волнения и нарастающего раздражения, хотя внутри все клокотало от стремления свернуть кому-нибудь шею и найти виноватого.
— Гер, о чем речь! Она это. Та самая писательница — Эльвира Светлова. Пишет, естественно под псевдонимом, и выяснить настоящее имя получилось непросто. Но это точно она — Клавдия Иванова, проживающая по адресу — улица Великанов, дом шесть, квартира …
Но договорить девушка не успела, Гер прервал ее бодрый доклад резким замечанием:
— Я это уже слышал. Меня интересует другое, не могли ли мы допустить ошибку в выявлении настоящего имени этой писательницы? — сквозь зубы прошипел мужчина, из последних сил сдерживая свою злость. Он старательно применил местоимение «мы», хотя лично не занимался выяснением этих данных. На нем и так было самое сложное — пробраться в дом к этой писательнице и найти древний артефакт. Выяснением координат девушки занимались другие. Но, видно, даже эту работу никому нельзя доверить. Ничего не могут сделать по совести. Всем приходится заниматься самому.
В трубке повисло напряженное молчание. Чувствовалось, что на том конце совершенно не понимают, чего от них хотят услышать. Гер устало сплюнул на землю, нетерпеливо поторопил напарницу:
— Кира, ты говорила, что эта писательница пишет очень интересные фэнтезийные романы, в которых много секса и любви, — медленно акцентируя каждое слово, начал он с самого начала…
— Ну, — все так же непонимающе протянули в трубке.
— Что эта писательница очень возвышенная, тонко чувствующая натура. Она вся такая умная, внимательная, остроумная, ироничная, веселая, — тут природная выдержка дала слабину, и сквозь непринужденный тон начал проскальзывать неприкрытый сарказм. Да, он уже не мог скрывать горькой иронии. На другом конце замерли, ожидая продолжения, и оно последовало:
— Она такая неординарная, неповторимая, просто королева фэнтези! — да, вот тут его уже совершенно понесло. Он уже никак не скрывал того, что ощущал на самом деле, выплескивая в слова весь свой накопившийся яд.
— Гер, я не понимаю, что случилось? — на том конце попытались осторожненько прояснить ситуацию, но мужчина как будто только и ждал этого вопроса. Чуть ли не срываясь на крик, он прорычал:
— Да ты ее видела? Это нежное ранимое чудо неземной доброты и несравненного таланта? — в трубке пытались что-то промямлить на тему того, что настоящее имя с трудом выяснили, а уж фото и подавно достать было невозможно, так что… — Так что понятно, что только одному Геру и посчастливилось ее лицезреть...
Гер снова нетерпеливо прервал собеседницу, продолжая выливать на нее все свое ужасное настроение, которое стало таким именно после встречи с этой королевой фэнтези.
— Так вот. А я видел! Там такая огромная толстая баба, наверное, размера шестидесятого, грубиянка, вульгарная, безвкусно одетая, с замашками рыночной торговки! Она так горланит своим зычным голосом, что он распугивает в округе всю живность на пару километров! Ты говоришь, что она пишет о сексе? Интересно, откуда она знает, что это такое?! Вряд ли к ней кто-то осмелится просто приблизиться, не то, чтобы хотя бы попытаться поцеловать! Об остальном я молчу. Вот имя — Клавдия Ивановна — ей отлично подходит. Эдакая тетя Клава.
Вот, он почти все высказал. Почти. Обычно Гер был гораздо более терпим к человеческим недостаткам, во всяком случае, не отзывался о них с таким явным неодобрением и злостью. Но сегодня был другой случай. Сегодня эта чудо-писательница вывела его из себя. Он кипел, его слова сочились ядом, он никак не мог успокоиться. Его явно надули. Кто-то явно ошибается. Или читатели совершенно ничего не понимают в прекрасном, или это не та женщина, что им нужна! Операция под угрозой. Вот точно, это недоразумение, что он только что имел сомнительное удовольствие встретить, точно не могло написать чего-нибудь доброго и милого, что вызывало бы восторг у такого количества людей! Для Гера это было очевидно. Просто не могла. Да оно вообще не могло чего-либо написать! Из ее уст лились такие неблагозвучные выражения, что Гер засомневался, что эта женщина вообще владеет обычным русским языком, а точнее, литературной речью.
Он сам, конечно, не читал ее книг. Но обязательно прочтет. Сегодня же. Уж он-то сможет понять, могла ли эта женщина написать подобное или не могла!
— Гер, — осторожно раздалось на том конце трубки, — Ну, если она не очень выглядит, это же еще не значит, что она плохо пишет?! Может быть, потому она и скрывает свое имя, и фотографии не публикует, чтобы свободно описывать свои потайные фантазии. Чтобы никто не смеялся…
— А то, что она за все время не произнесла ни одного цензурного слова — это что означает? Говорит она на матерном языке, а пишет на литературном? — издевался Гер.
— Так, может, у нее настроение было плохое? — предположила Кира. На что Гер громко нервно расхохотался. Но вдруг резко прекратил смех из-за дискомфорта в ребрах. Смеяться было больно. А все из-за нее, из-за этой королевы фэнтези.
— Может быть, конечно, она пишет на своем языке, и у нее личный переводчик, — издевался Гер, очень довольный своим новым предположением. И сразу же перешел в новое нападение:
— Доброту она свою тоже умело скрывает? Или дома в ноутбуке оставляет? И любовь к животным и птицам? Пока пишет книгу, вся такая добренькая и сочувствующая всему свету, а как только за порог, то все — прощай доброта?! — закинул очередную удочку Гер. В трубке молчали.
— Да ты знаешь, она со всего размаха треснула меня в обличье ворона скалкой, не поморщившись даже, не испытав ни малейших угрызений совести. И дверью так хлопнула, стремясь окончательно добить. Я думал, что крылья с хвостом прищемит и все — конец мне придет. Еле живым выбрался от этой «доброй» женщины, — ну вот, теперь он сказал точно все. На самом деле ему было очень обидно. Он, потомственный маг, имеющий кроме человеческого еще целых два обличия, попал в такую переделку. Не каждый маг мог вообще оборачиваться, а уж иметь две сущности — вообще редкий дар. Но Гер обладал этим даром. Он, сила у которого проявилась в полной мере уже в пять лет. Он, который в пятнадцать лет уже закончил магическую академию. Он, который с тех пор вот уже двадцать лет стоял на страже ворот между миром людей и теневым миром демонов и других тварей. Все демоны теневого мира приходили в трепет при одном упоминании имени Гера. А к воротам, за которые он отвечал, вот уже давно ни один демон и близко не приближался, они боялись даже нос сунуть, боялись просто приблизиться, чтобы просто узнать, например, какая погода в мире людей или еще какую-либо любопытную им информацию. Даже имея официальное разрешение на пребывание в мир людей, они предпочитали пройти на эту сторону через любые другие ворота, только лишь бы с Гером не встречаться. А тут эта баба! Просто взяла и врезала скалкой! Не ожидал. Ведь ее рекомендовали как страстную любительницу всего живого. В книгах, во всяком случае, она так писала. Гер старательно обернулся в ворона, даже выщипал пару перьев из своего крыла, чтобы создать иллюзию потрепанного вида. Усиленно хромал на одну лапку, старательно изображал несчастный вид. Но эту бабу не проняло. Обидно. Все нужно самому перепроверять. Никому ничего доверить нельзя!