Проснулась и долго прислушивалась к тишине, изредка нарушаемой треском дров. Темно. Тепло. Пахнет сушеным яблоком и настойкой для растирания. Неужели, мне опять грезится, что я смогла спуститься к деревеньке Ог, а на самом деле замерзаю там, на каменной дорожке? Или в снегу…, а вокруг ревет вьюга, и сосны падают со стоном, разметая груды камней. Кисти и стопы не чувствую, пальцев словно бы нет. Отморозила? Лучше так, чем стать добычей, той обозленной псины. Тупая боль плывет от поясницы к самой шее. Если чувствую, слава Богу, хребет себе не перебила. Губы пекут, голова раскалывается, на плечах болезненные синяки и ссадины. Но оставаться в снегу нельзя, нужно идти, идти вниз, к людям, к теплу. Я не просто ушла из родной деревеньки, я еще и сбежала от братства белых волков, прихватив с собой их реликвию на хранение...
Нельзя останавливаться, нельзя.
Вставай, вставай… приказала сама себе, вставай.
Я должна дойти, должна.
Ничего не видя и не слыша, выбралась из колючего снега и упала на скалу. Кисти вспыхнули огнем:
- Боже…! – стон и тихий всхлип. Закусив губу, попыталась встать с четверенек и распласталась на каменном плато. Стопы словно покрытые волдырями не слушаются.
- Ааааах…
Послышались шаги и скрип дверей. Но этого не может быть! Мне кажется, мне это кажется, вставай! Ты в снегу, ты замерзаешь!
Шаги приближаются. Скрип. И вдруг пространство вокруг меня заполняется желтым светом, а где-то наверху, надо мной слышится знакомый голос:
- И куда ползем?
Сильные руки отрывают меня от скал, поднимают вверх. Смешок с саркастическими нотками:
– Какая прыть…
Я знаю этот голос, я знаю кто он! Еще толком не разлепив глаза, прошептала:
- Барон.
Довольный хмык. Меня уложили обратно в колючий сугроб, и укутали снегом. Или это шкура оленя грубая и колючая, если ее настойкой борки пропитать? Только сейчас вспомнила, что он нашел меня в снегу и пообещал вернуть в деревню. Молила, Боже, как я его молила не возвращать меня обратно, к дяде.
К горлу подкатил комок, спросила сипло:
- Где я?
- В деревеньке Ог. В доме повитухи.
- Но вы сказали: «возвращать».
- Я и вернул. Ты на несколько километров спустилась ниже деревни.
- Спасибо, – прошептала еле слышно, погружаясь в беспросветную тьму.
И опять липкий сон о буре, о ветре, ускользающем времени и о бешенной собаке, напавшей на меня. Очнулась, ничего не вижу, но слышу, в комнате я не одна. Облизав пекущие губы, попросила воды.
- На стуле подле тебя, – последовал ответ оборотня.
Он здесь. Сторожит?
Повела рукой направо, потом налево, но кружки или ковша не ощутила.
- Сейчас опрокинешь, – заметил Белый варвар сердито.
- Не вижу, и руки… совсем не чувствую. Позовите кого-нибудь…
- Рррр, я сам.
Поднял, взяв за больное плечо, поднес питье к губам, расплескав половину, благо по зубам деревянным ковшом не стукнул, иначе осталась бы без них.
- Пей.
Пила много с жадностью до дна.
- Еще?
Я кивнула, а он что-то прорычав, вышел. Когда вернулся, не знаю, уже спала крепко и на этот раз без тягостных сновидений.
А проснулась от приближающегося раздраженного рычания, скрипа двери и перепуганного женского лепета:
- Боже помоги мне!
Повитуха, видимо она, накрыла меня тонким одеялом, затем шкурой и погладила по руке, когда барон влетел в комнату. Раздраженный, еле сдерживающий рык, он потребовал ответа.
- Что нашла?
- Ваша милость, на ней нет того, что Вы ищите…
- Все проверила?
- Д-д-да, – заикаясь, прошептала она. - Шкуры вытряхнула, кровать перестелила…
- Под кроватью, в полу, между каменными плитами? – продолжил допрос оборотень.
- Барон, полы вымыла, комнату проветрила, как просили. Нооо-ожа не нашла. Бо-богом клянусь! – и едва различимым шепотом: - Может быть, в сапогах?
- Думаешь? – сыронизировал Белый варвар, от чего повитуха испуганно ойкнула. Он рыкнул. – Выходи.
Повторять перепуганной женщине не пришлось, извинившись перед его милостью, она выскочила вон и тихо прикрыла двери. Стул или что-то тяжелое тут же полетело в угол, барон разъярен и не скрывает этого.
- Вставай. Я знаю, ты не спишь…
- В вашем присутствии это невозможно, – ответила я хрипло и с трудом разлепила глаза. В комнате уже серо, за окном раннее утро.
- До этого сурком спала.
- Я о том, чтобы встать.
Посмотрела на свои руки, лежащие поверх шкур, тряпок на ладонях нет, и одежды на теле я не чувствую. Вставать не буду. Перевела взгляд на барона, вздрогнула.
Он скривился:
- Ни рожи, ни кожи, одни глазищи остались.
- Лучшая часть меня.
- Сомневаюсь.
Оборотень грохнул об стенку котомку, которую я взяла с собой. Из съестного в ней уже ничего не осталось, а вот склянки с настойками звонко разбились, и комнату заволокло запахами трав.
Я вздрогнула:
– Что вы хотели найти?
- Клинок, – варвар приблизился к кровати, прожигая меня черным взглядом.
Проверяет на ложь, принюхивается.
- Я возвращаю его в стаю.
- Вы не заберете Гессбойро… Оборотень это волк, а не предатель. Слово, данное Главой стаи - закон…
Белый варвар злобно прищурился:
- Сделаем исключение.
Я знала, что шансы на спасение ничтожно малы, и все же шла вперед, теперь же их вовсе не осталось и идти некуда. Обернувшись в одну из шкур, медленно встала с кровати и с трудом расправила плечи. Тело все еще ноет, но это ненадолго. Вскоре придет облегчение, барон мне его даст сам. И пусть оно будет мгновенным, не хочу плакать и просить о смерти. А потому слова произношу четко и с запалом, пусть убьет сейчас.
- Исключайте. Пока я его не соберу, Вы клинка не увидите!
Ожидаемо подлетел, схватил за шею, замахнулся. Напугал до дрожи, но я не плачу, мне терять нечего. Все что я могла потерять, было утеряно в деревне. Пусть удушит, пусть загрызет…
- Сломала?! - взревел барон, покрываясь белой шерстью, и острые когти выступили на мощных руках.
- Разобрала… Иначе, не смогла бы унести. – Говорю, леденея от страха, и крепче цепляюсь за шкуру.
Вот сейчас, его глаза стали непроницаемо черными, исчезла радужка и белок, в нечеловеческом оскале проступили волчьи клыки, убьет, слава Богу, быстро. А что потом? Разобранный клинок он не увидит, значит, так никогда реликвии своей и не найдет. Гордый глупец и поделом.
Я зажмурилась, ожидая сокрушительного удара, но он не последовал.
- Упрямая девчонка!