Глава 1. Сердца Петербуржцев.
Дин не мог работать без музыки. Музыка меняла все в корне. Если он падал, то громко ударялся коленями о паркет, и всегда это было с огромной болью. Иногда он не хотел вставать: зачем вставать, если все равно потом упадешь?
– Дин, – с вопросительностью в голосе спросила девочка, завязывавшая пуанты из-за кулис, – Дин, ты который час валяешься?
Дин посмотрел на нее из-под локтя, раскинувшись звездой, и то неполноценной. Юлия нависла над ним, оперившись о колени.
– А ты что тут делаешь в восемь часов? – садясь, спросил он с такой назойливостью, что самому стало противно. – Ты ведь только из универа.
– Да. Тренироваться то кто будет? Вставай, хватит тут валяться. Что у тебя не получается?
– Как будто я тебе скажу, – разгибаясь, фыркнул Дин, – пускай мною Васильев занимается.
– Но он тобой не занимается.
Мальчик ничего не ответил и двинулся к выходу, захватывая с собой вещи.
Погода на улице была отвратительной, хотя привычной. В Новосибирске так дожди не лили, для Питера это нормально. Капли проникали сквозь тонкую ткань капюшона, моча волосы, на подходе к набережной Дин уже знатно промок и замерз, так недолго и заболеть.
В кафе было пусто, но даже тот факт, что в нем не будет людей еще часа два, никак не облегчал мысли и нежелание туда заходить. Джейн сидела за столиком в глубине ресторана, с открытой кухни, на которой настоящий японец рубил лапшу, доносились пряные запахи свежих китайских блюд, моментально заставляющие выделять желудочный сок. Всегда спокойная, классическая американка, ничем не отличающаяся внешностью от других, завидно хорошо болтающая по-русски, всегда опрятная, но пренебрегающая шарфами. Все это про Джейн. Пятнадцать лет работы в нью-йоркской пиццерии официанткой не прошли даром, так же, как и должность учителя русского в Китае. В этой, с виду самой обычной девушке была не одна и не две личности, будь это так, она не сидела бы сейчас в этом кафе и не переписывалась сейчас со случайным человеком из твиттера.
Дин сел напротив. Джейн оставалась увлеченной диалогом. В конце концов, испепеленная пристальным взглядом, она отложила телефон, на котором слишком явным было разбитое стекло, и посмотрела на Дина через толстые линзы очков.
– Классика.
– Ненавижу это слово.
– Оправдано. Все не так, как ты хочешь? Не отвечай, я знаю ответ. После провала в Щелкунчике я бы тоже ненавидела себя и весь мир. Но я бы еще и сломала ногу, случайно поскользнувшись на дороге, и ушла бы из балета совсем не из-за травмы, – Джейн наклонилась ближе, – ты и так много сделал и не сделал, чтобы снова полюбить свое дело.
– Ты просто… не видела этот кошмар! – вспыхнул Дин. – Я после падения уже не мог собраться и нормально танцевать! Это испортило все.
– Твоя напарница была на три года старше тебя, она не падала, но танцевала не лучше, разве для балерины не самое главное красивые ноги? У тебя, как мне кажется, все получалось намного лучше.
– Из-за этого театр и не прогорел.
– Пятнадцатилетние редко проходят на большую сцену, падение никому не было важно.
– Ты меня успокоить пытаешься? Я только начал об этом забывать!
– Прости, – Джейн придвинула к нему на лишний сантиметр высокий стаканчик с лапшой, – я купила тебе китайской еды.
– Острой?
– Самой острой.
Крупные капли дождя били в окна, на улице темнело.
– Не знаю, как я пойду домой.
– Дойдешь как-нибудь. Грязи не особо много.
– Ну и, зачем ты меня сюда притащила?
– Есть дело.
– Ух-ты, а я думал, соскучилась.
– Какой красивый сарказм! – девушка достала ноутбук и развернула к Дину, садясь с ним рядом. – Это Элизабет Гомес, живет в Калифорнии, Сан-Диего, ходит в среднюю школу, учится в девятом классе, в четырнадцать лет поставили рак поджелудочной железы. Сейчас ей шестнадцать, и после нескольких недель наблюдений за ее постоянной жизнью, я, всего несколько раз лежавшая в больнице, без образования врача могу сказать, что рака либо нет, либо она его активно игнорирует.
– Как? Что?
В Сан-Диего солнце. Студенты жарятся на улице, смотря за скучной игрой в регби. Бетти мимолетом кидает незаинтересованный взгляд на мечущегося между двумя игроками парня в желтой майке и отхлебывает еще чая из бутылки. На часы смотреть не хочется, все равно в школу опоздала. Музыка в плеере сменяется, эти ленивцы лучше смотрятся под Aronchupa, чем под более быструю музыку, – отмечает про себя Бетти.
Лучшее время в школе – это тихое время, когда все сидят на уроках, а старшеклассники более увлеченно играют в баскетбол за школой, чем профессиональные баскетболисты. Бет снимает наушники, громкая музыка слышна еще несколько секунд, пока штык пафосно не выдергивают из отверстия. В этот момент из кабинета выходит директор. Бетти помнит время, когда он в седьмом классе выступал с симфонией Бетховена на скрипке, маленький, не внушительный, влюбленный в мечту стать знаменитым музыкантом. Был ли он огорчен, впервые почувствовав себя в кресле директора? Бет не раз задумывалась об этом. Почему бы и не поспрашивать себя? Кларк человек хороший, мыслей на него не жалко.
– Гомес! Опять опаздываешь? – страшно было признать, что даже когда ругается, он остается подростком, не смотря на взрослый вид и голос, Бет все откладывала это на потом. – Еще раз увижу без сменки – отправлю домой!
– Простите, мистер Кларк! Должны же уборщицы зарплату за что-то получать! – бросила Бетти, идя быстрее к лестнице.
– А вот это уже гадко, – ответил, не оборачиваясь, Дэйн.
К Бетти подошла Венди, если Питер Пэн был реален, то он все еще наверняка ищет ту самую Венди, которая так же, как и он не хотела взрослеть.
– Я просто жду того дня, когда ты научишься летать, – рассматривая розовые волосы, будто кукольные, сказала с неподдельным восхищением Бетти, – надеюсь, он настанет раньше, чем ты расскажешь мне о том, как видела фей.
Венди ткнула ее локтем в бок, в силу своего роста, ей это было как нельзя больше удобно.
– Во сколько урок начинается? – садясь и вытягивая ноги, спросила Бет.
– На математику спешишь?
– Представляешь, сегодня за завтраком поняла, что хочу быть деканом! И не где-нибудь, а в математическом факультете!
– Что ты ешь на завтрак? Можно мне такие же гениальные мысли?
– Приходи завтра, завтраки мне готовит мама.
Дин снизу вверх смотрел на Джейн, низко пригнув голову.
– Все равно не понял.
– О, Боже, Дин! Ты в школу давно ходил?!
Дин ответил нервным коротким смешком.
– Ясно. Сходи, как время будет, уверена, ты откроешь для себя массу нового.
– Только не в учебе.
– Россия, чего я ожидала, – обреченно пожала плечами Джейн, – только здесь шестнадцатилетние балеруны-социопаты ненавидят себя за одно падение в жизни.
Дин закатил глаза.
