Bea Setton
Berlin
BERLIN © Bea Setton 2022
This edition is published by arrangement Johnson & Alcock Ltd and The Van Lear Agency
© Четверикова Ю., перевод на русский язык, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *
Я переехала в Берлин в начале февраля, пока бродящие внутри меня вина и стыд не обзавелись внешними симптомами. Эти чувства никак нельзя было соотнести с вызвавшими их событиями: пьяное признание в чувствах мужчине, по которому я сохла целый год; ссора с соседкой из-за найденного котенка; внезапное увольнение без причины и нежелание даже читать гневные сообщения начальницы после этого. Ничего особо значимого в контексте моей жизни, ничего особо запоминающегося – простое наплевательство и поступки, которые медленно портят все вокруг. День за днем я понемногу разрушала свою жизнь. Теперь понимаю, что все можно было исправить, но всегда проще казалось начать с чистого листа, а не отдуваться за уже свершившийся провал.
Я уехала из Лондона, никому не сообщив и ни с кем не попрощавшись. В Берлине начать сначала легче всего: здесь каждый выглядит как приезжий. Люди даже одеваются по-походному: носят поясные сумки, банданы и навороченные рюкзаки с пристегнутыми бутылками для воды. Поначалу я была в шоке от того, какой город грязный. Но не в красочном старомодном смысле – забудьте о слякоти, навозе, другой органической мути, после которой так и хочется хорошенько натереться мылом в конце тяжелого рабочего дня. Нет, я про вводящий в депрессию современный мусор, показатель парадоксального перебора и недобора: уродливые экобанки для йогурта и вечные полиэтиленовые пакеты, кроссовки и трухлявые матрасы, усыпанные осколками бутылок.
Первую квартиру я снимала в Кройцберге, бедном районе старого Запада, в Szeneviertel, «Сценефиртель» (классное соседство), у метро «Коттбуссер Тор». Берлинцы любовно зовут район «Котти», что пригодилось мне для мнемонического запоминания немецкого слова «блевать»: kotzen, «котцен». Квартира располагалась над наркологической клиникой, так что, приходя и уходя, я ловила взгляды тихой кучки растрепанных наркош с голубоватыми зрачками, мечущимися в белоснежных белках глаз. От них ничем не пахло, и никто из парней не пытался поймать дверь, когда она за мной закрывалась. Они просто мялись на месте или вставали, чтобы впустить меня, а потом снова устраивались как можно плотнее на придверном коврике.
Там было не очень. На лестнице не было окон и воняло канализацией. Занавеска в душе едва поддавалась, будто отягощенная плесенью, а слив в туалете работал только наполовину. Трубы были настолько старыми, что на вкус вода отдавала кровью. Шкафчиков на кухне не было, только приспособленные под стеллажи стремянки с одеждой и книгами, где мне разгребли пару ступенек. Снимала квартиру я у австрийца, танцовщика балета, который когда-то учился вместе с кем-то, кого я отдаленно знала по лондонской кофейной тусовке. У нас был один размер, так что я могла носить все его кофты, обувь и скоро освоилась, как ворон в темной стае Кройцберга из адидасов и хулиганских свитеров.
В первые дни я никуда особо не ходила: ездила на метро в восточную часть города учить немецкий. Первые два часа мы занимались грамматикой, потом был перерыв, а оставшиеся два часа делали упражнения на аудирование и говорение. В классе А1.1 было всего семь учеников, и троих из них звали разными вариациями имени Кэтрин. Катя приехала из Санкт-Петербурга и игриво называла своего испанского парня-пекаря Чоризо. Когда мы познакомились, у нее были густые до талии русые волосы, с которыми она все время играла: выбирала секущиеся кончики, взъерошивала, как нервный, но лощеный воробей. Но через несколько месяцев она сделала стрижку боб и стала больше походить на берлинку, хотя лишилась своей очаровательной привычки. Была еще Каталина из Каракаса, сбежавшая со своим парнем Луисом от коммунистического режима Мадуро. Внешне они были полными противоположностями: она – маленькая, изгибистая, яркая, а он – высокий, угловатый и пресный. Оба были врачами, но не имели лицензий на практику в Берлине, так что работали посменно в «Макдоналдсе» на Германштрассе, на загруженном перекрестке рабочего района Нойкёльн. Старушка, у которой они снимали квартиру, не выносила резких запахов и запретила им готовить жареное. Больше они ничего готовить не умели и в первые недели выглядели такими тощими, что Катя начала приносить им лишние булочки из пекарни Чоризо. А еще была Кэт из Швеции с короткой челкой и незамысловатым бесполым телом. Мы к ней позже вернемся.
После занятий я возвращалась на метро домой, в западные районы, и заучивала списки слов, сидя в спальне. Если было скучно, спускалась в «Ростерию Кармы», кофейню за углом. Это было непримечательное веганское местечко, хотя и выделялось на фоне кальянных и корнеров, где вполне средненький кофе продавался втрое дешевле эспрессо в «Карме». Я приходила, заказывала овсяный латте с мягкой пенкой, не то радуясь, не то желая сдохнуть от одиночества. Вспоминала предложения на немецком, которые поэтично звучали – «Ich konnte den Glute des Feuers spüren» («Я могла бы чувствовать горение огня»), – надеясь порадовать будущих собеседников. Повторяла сленговые выражения, которые подслушала в метро – «Ich flitze mal zum Spandau rüber» («Заскочу в Шпандау»). Мне нравилось, как звучат названия берлинских районов, особенно сочетание согласных в «Панкове» и «Шпандау», двух конечных станций метро, про которые я до сих пор только названия знаю. Я переехала зимой и не хотела морозить себя прогулками, так что первые пару месяцев знала город только по неровным созвездиям станций метрополитена. И только потом, когда внезапно потеплело ночью третьего апреля, я начала заполнять пробелы на карте.
Но я забегаю вперед. Я рассказывала про свой быт в те хрупкие месяцы адаптации. После кофе я частенько шла в кино и отрабатывала навык покупать один билет: «Ein Ticket bitte! Und ein kleines süßes Popcorn». Ужинала всегда поздно, после кино. Всегда одинаково:
