Путь Ориса – от тренера до пещеры
Я 35 лет занимался каратэ – с 7 до 42 лет. Часто я шёл на тренировки тогда, когда не хотелось. Хотелось заняться чем-то другим, особенно, когда ещё был пацаном, юношей. Другие ребята ходили на танцы, к девчонкам на свидания, а я не ходил никуда – у меня тренировки, тренировки, тренировки. 35 лет я воспитывал волю, волевые качества. В 40 лет у меня была группа в 50 человек, которых я тренировал. Тренировки проходили в огромном спортивном зале и принцип был поставлен таким образом: сначала – медитация, а потом я становлюсь впереди шеренги, включается динамичная музыка, и мы начинаем бег по кругу.
В этом беге по кругу два часа у меня идёт только лишь разминка. Я – впереди, все остальные повторяют движения за мной в беге: отработка удара ногами, руками, комбинации руки-ноги, прыжки. Всё это – в непрерывном движении. Без меня тренировка не начнётся. Я специально для себя такой режим создал для того, чтобы не уходить. Сэмпаи, начиная тренировку, только ходят и говорят, кто что сделал неправильно. А я, успевая бежать впереди всей группы, ещё успеваю замечать, кто неправильно за мной повторяет, кто выходит из ритма. Если я сказал, допустим, «маваши-гери» – всё, мы идём с движением вперёд ногами. И если я бью правой, а кто-то в этот момент бьёт левой, то я делаю движение рукой, которое означает – в центр круга, отжаться 50 раз.
Я не называю имени. Тот, кто неправильно делает, должен сам понять. Бывает, что на этот жест выбегает три-четыре человека, хотя я заметил одного. Если кто-то не выбежал, я показываю два пальца, значит, нужно отжаться сто раз. И нужно заметить, что это два пальца. А все остальные продолжают, ни на секунду не останавливаются. И я ещё успеваю посчитать. Если кто-то пять раз не доотжимался, подумал, что тренер бегает, удары наносит и не замечает, я показываю три пальца – отжаться уже сто пятьдесят раз. И думай, почему три пальца. А через два часа, когда разминка заканчивается, я подхожу и спрашиваю: «Сколько раз ты отжался?». Он отвечает, что пятьдесят, а я насчитал сорок пять. Вообще я точно не знаю, может, и пятьдесят. Но самое главное, что это пойдёт только на пользу. Ведь сам себя он не заставит отжаться такое количество раз.
И вот в 42 года я вышел на состояние, когда всё стало ненужно. Тогда я пошёл в пещеру – пошёл умирать, потому что дошёл до состояния, когда или ухожу из этого мира (то есть что-то со мной случится в этой пещере, и я за 40 дней, будучи на воде, или умру, или почки откажут, и я всё равно умру), либо что-то поменяется в этой жизни. Невозможно было дальше так жить, просто невозможно. Хотя у меня всё было хорошо: в семье – великолепно, на работе – отлично. Меня все уважали, в городе знали, я был на виду. У меня было много друзей, хороших знакомых. Жаловаться не на что, но внутреннее состояние не давало возможности дальше жить в том же ритме, в том же темпе. Уже выработалось что-то, такие силы внутри меня синтезировались, для которых жизнь в прежнем режиме не имела никакого смысла, потому что те силы не могли реализовываться в каких-то прежних ситуациях.
Нужно было что-то более духовное, возвышенное, более значимое не внешне, а внутренне. И я пошёл на этот шаг. Хотя жена и друг меня уговаривали не уходить. Я предупреждал их ещё за год-два, что подойдёт такое число – 15 июля, и я буду в пещере 40 дней. Я не знал, где, но точно буду в пещере. Друг мне говорил: «Да ты что? Кто тебе такую чушь сказал? Зачем тебе это нужно?». Подошло 15-е число, я чинил вентилятор и вдруг услышал внутренний голос: «Иди наверх». Так ясно, чётко услышал – очень приятный мужской голос, которому противиться было нельзя. Жена в это время стирала во дворе, а я как был в шортах и в майке, так и пошёл. Но у меня заранее, уже год, лежал свёрнутый брезент.
