роман без начала
– Че смотрите?.. Не впечатляю?..
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Коробка Пандоры или Arm, abersexy
– Че смотрите?
Другого начала не было.
Была только «Плюшка», эта странная кольцевая неподалеку от Ку‘Дамма.
Ее достроили недавно. Город у нас здоровенный и это только так говорится, что легкий на подъем. Один из наших мэров вообще говорил про него: бедный, но сексуальный – arm, abersexy. Так и сказал.
Но дело не в том, что стройки тут и без коронавирусов длятся бесконечно – вон, в самый разгар пандемии открыли кольцевую, а все даже не поверили. И не в том, что моя проектная контора не выиграла того тендера – что странная она – это я не из зависти так говорю. Нет, не в этом дело.
Дело в том, что у кольцевой этой форма восьмерки. Глянь сверху – увидишь красивую, непривычную в градостроительном дизайне Бесконечность. Я называю ее «Плюшкой» или Plunder – смотря, с кем разговариваю. А то Бесконечность, то есть, Unendlichkeit – это ж долго слишком. А местное берлинское наречие любит поприкалываться c легкостью, оставаясь при этом серьезным. И на все находит простое, но хлесткое название.
«Плюшка» совсем близко от работы, там рядом моя станция.
Бесконечность. Мне скоро выходить – сейчас опять ее увижу.
– …Че смотрите?..
Да нет, сейчас я мало что вижу. Не потому, что теперь самый центр и мы под землей – просто глазам не хочется смотреть, и я их то и дело закрываю. Недосыпы-переработки, питание однообразное, все больше разжиженным кофеином. Есть такая стадия усталости – беспомощность. По-моему, у меня сейчас так.
Еще, по-моему, только что сотка потренькивала, а я не взяла опять. Устала бесконечно. Плюшечно. Пасую перед банальными вещами. Не потому, что надоело – нет сил нажать на кнопочку наушника. Не вру.
Смотрю на сотку – молчит, зараза.
– Че смотрите?
Мужской голос говорит по-русски, а я до того устала, что теперь только услышала.
– Я на вас не смотрела, – отвечаю также по-русски.
– Мгм. Эт правильно.
Если «эт правильно», тогда я просто обязана взглянуть, хотя бы ему назло.
Взглянула.
Видимо, лицо надо было сделать попроще.
– Не впечатляю? Блять, ну телка кинула. Че, по мне видно, да?
Решаю, что благоразумнее не отвечать.
– Киданула, сука. Все бабы – суки.
Его глаза яростно жгут меня – волком смотрит. Серым волчищем. Глаза, что ли, серые?
Присматриваюсь: нет. Это я придумала, что серые, потому что они… серые. Но с янтарным блеском. Да, волк. Чертовщина какая-то.
От него несет куревом, сам какой-то взъерошенный. Помят, щетина, едва уловимый перегар – и все-таки не бомж вроде. Молодых русских бомжей я здесь не видела.
Я не морщусь, не пересаживаюсь – и не боюсь ни капельки. Наоборот, нахожу его забавным. Он угрюм, обижен, вот и покусывается. Как будто жалуется, что обидели его. Ну как его, такого, бояться?
– Все суки, – не унимается он. – Думаете, не так? «Так-мне-и-на-а-адо?» По вам видно – думаете.
– Ничего я не думаю, – произношу, откидывая назад голову. – Устала думать. А насчет сук – так это вам видней.
Он вдруг резко всхохатывает, и огонь в его глазах уже больше не яростный – он веселый такой:
– Браво, детка. Страйк.
– Чего это вы со мной фамильярничаете… и тыкаете мне… – даже не спрашиваю его –устало-оглушенно констатирую факт.
– Тыкаю? А это мысль… Чего?
Последний вопрос, заданный с недовольством, что прервали его, направлен не ко мне, а к полной, сильно накрашенной девушке-контролеру прежде, чем та успевает сказать ему:
– Наденьте маску, пожалуйста.
– Нету, – пожимает он плечами. – Забыл.
– Тогда вам придется выйти.
– Три-гэ зато есть. Три-гэ хотите посмотреть? – предлагает он вызывающе, показным жестом тянет руку куда-то в сторону ширинки.
– Нет. Выходите.
«Три-гэ» его она не проверяет.
Сейчас он пошлет ее, к ней подвалит подкрепление – два дюжих мужика, тусующихся тут же, на подхвате. Начнется перепалка, проверка билетов-документов, если они у него, конечно, есть.
С тоской понимаю, что, каков бы ни был исход сих назревающих разборок, мне не удастся покемарить до моей станции. Однако заранее жалко мне становится не себя, а его. Прикрываю глаза до «щелочек» и, пошарив в кармане плаща, молча протягиваю ему запасную маску.
Он спокойно, будто так и надо, напяливает ее, натягивает на свой прямой профиль, сопровождает это действие легким кивком в мою сторону и даже бормочет: «Мерси».
Контролер ошеломлена, и, не вспомнив про 3G, идет своей дорогой.
После ее ухода он укоризненно, но уже совсем не грубо спрашивает меня:
– Че сразу не напомнила про маску?
Я удивляюсь не запанибратскости вопроса и не этому мерзкому тыканью опять, а тому, что и сама не заметила, что он без маски. В ответ только пожимаю плечами.
– Испугалась?
– Да ну. Не стали ж вы б потом в меня шмалять, как тот выродок – в кассира на заправке.
– Кто ж меня знает.
Его глаза теперь сверкают странно и… весело. В глуховатом голосе, не высоком и не низком, есть хрипотца, но совсем больше нет никаких ноток наезда. А мне, пожалуй, хватит.
– Ох, ну ладно, – поднимаюсь с места, потому что мне, вроде как, выходить.
На самом деле мне ехать еще три станции, но что-то больно уж события быстро развиваются. Не всегда это хорошо, когда ты с кем-то на одной волне. Слово за слово… Глядишь, подхватит тебя эта волна и понесет – а тебе надо?..
И вообще, ситуация начинает напоминать мне школьные годы, когда группа парней докапывалась до меня в автобусе. Тогда я их не боялась, потому что мне было выходить раньше них. Они приставали от нечего делать и вместе бы со мной не вышли – мы тогда жили в Аренсфельде, автобус ходил раз в сто лет. Но телефон вымогали до упора. Номер телефона.
А теперь я даже не знаю, на что это похоже. Знаю, что всю эту неделю работала, как заведенная, недосыпала и теперь нахожусь под неким нездоровым кайфом. Вернее, меня пошатывает от слабости и вышеупомянутого злоупотребления кофеином. Поэтому, наверно, реагирую так на этого… взъерошенного.
Реагирую? Да. Я отвела глаза от его глаз, пытаюсь устремиться к каким-нибудь другим мыслям, только бы его взгляды – тот, волчий, и тот, свежий, веселый, дерзкий… красивый – говорю себе внезапно – не горели так больше, не жгли.
Он срывается с места, идет за мной:
– Ладно, так и быть.
А меня сшибает с ног то, что он тоже встал, увязался за мной. Потому что не бомж, не маньяк, не отморозок – я же вижу. Просто очень сильно достали его, вот и он решил подоставать меня.
– Что – так и быть? – спрашиваю резко, глядя на него в упор, отбросив спокойную, стабильную индифферентность.
– Я согласен. Пошли.
У него в глазах не осталось и тени иронии.
Так, кажется, это взгляд номер три. Такого я у него еще не видела. Кажется, обычно под таким взглядом – красноречивым, настойчивым, будоражащим, «уламываются» все те, кого он только что наградил столь собирательным эпитетом. И я даже не пытаюсь разобраться в том, на что конкретно он сейчас согласен.
