6 июня. Первая запись
Вчера на встрече я познакомился с профессорами Михаилом Веденковым и Давидом Севаняном, академиком Григорием Багреевым и психотерапевтом Валентиной Говорухиной. Точнее, Саня познакомил меня. Если бы не профессор Александр Курчакин – сидеть бы мне в моей каморке два на три метра до скончания дней.
Всё обсудили и договорились начать исследование в последний месяц осени. Да, до ноября ещё целых полгода, однако и подготовка предстоит основательная. С первыми холодами найти желающих изолироваться на три месяца станет попроще, но так как выборка подходящих кандидатов крайне мала, поиск мы начнем как можно скорее.
Дело в том, что мы решили предлагать участие в эксперименте только людям с диабетом первого типа, а это всего четыре процента от населения страны.
Почему именно они? Испытуемые не должны догадаться, в чем суть эксперимента, чтобы результаты получились релевантными. Так что особенно сложным оказывался вопрос доставки препаратов.
Профессор Веденков предлагал просто подмешивать нужные препараты в пищу, но я возразил, что люди в условиях свободного проживания в ограниченном пространстве могут меняться едой, не доедать свои порции, иметь различную степень усвояемости, а это ведет к сложностям с расчетом нужной дозировки и определению зависимости полученных данных от выданных препаратов. Профессор Севанян согласился и предложил вводить препарат внутривенно. При таком подходе решалась проблема дозировки, но возникала новая – психологическая. О чем нам и сообщила доктор Говорухина.
– Когда объектом исследования является человеческое поведение, все факторы, влияющие на него, помимо тестируемых препаратов, должны быть максимально стабилизированы, нормализованы и сведены к возможному минимуму. А люди реагируют на ежедневные уколы хоть и по-разному, но всегда негативно. Даже персонал не должен знать, кто, что, сколько и зачем получает, чтобы избежать эффекта Розенталя.
– Тут согласен, персоналу знать никак нельзя, – кивнул Багреев. – До завершения исследования и публикации результатов все нужно хранить в секрете.
Признаюсь, мне тоже сразу не нравилась идея с уколами, если это вообще можно было назвать идеей, а не вариантом, который просто первым делом приходит на ум. Если санитары узнают, кому из испытуемых какие препараты дают, это может создать у них определенные ожидания, которые отразятся на их поведении, а потом и на поведении испытуемых. Уколы, которые заставляют нервничать, или таблетки, которые можно спрятать под языком, а потом выплюнуть, – вот из этого нам приходилось выбрать.
Я же хотел, чтобы дозы и состав выдаваемых испытуемым препаратов менялись динамически, как и получаемые нами данные о биохимическом балансе их организмов.
Итоговым решением я обязан моей дорогой жене. У Алисы диагностировали диабет первого типа, еще когда мы учились на втором курсе университета. Сначала мы думали, что это просто недомогание, и списывали ее состояние на стресс из-за учебы, работы, сессии. При первом посещении врач в поликлинике не придал симптомам особого значения. Сказал, что это авитаминоз, и порекомендовал пропить курс витаминов. Но после первого обморока мы с семьей Алисы отправили ее на обследование в больницу и выяснили настоящую причину.
Все последующие годы ее недуг постоянно висел над нами дамокловым мечом, даже если мы старались не думать о нем или вовсе притворялись, что его нет. Особенно остро вопрос встал, когда мы начали обсуждать детей. Кажется, это был 2013-й или 14-й год. Я тогда как раз смог получить место старшего лаборанта в одном небогатом петербургском НИИ. И хотя ее зарплата официантки была все еще больше моей, мы наконец смогли себе позволить чуть больше, чем просто жить.
Разговор с самого начала пошел не в то русло. Мы затрагивали тему детей и раньше, но лишь вскользь, и я не знал ее настоящего отношения. Поводов высказывать свое тоже не было. В том споре я потерпел сокрушительное поражение. Так часто бывает, когда твои аргументы – это лишь желания и навязанные окружающими представления об укладе жизни.
– А почему ты вообще вдруг захотел детей?
– Ну-у-у, я-а-а… Э-э-э…
Не то чтобы я на самом деле тогда был готов стать отцом. Я и к разговору-то не смог подготовиться, но и сдаваться так просто не хотел.
– Разве ты не хочешь увидеть, как вырастет человек, такой же хороший, как мы с тобой?
– Ага, красивый, как ты, умный, как я.
– Зачем ты так? Мы же сможем воспитать достойного человека, сделать мир чуть лучше…
Может, я не был способен ее понять, а может, и не хотел, но все такие разговоры всегда заканчивались ссорой.
– Да мне плевать на мир! Я не хочу страдать, не хочу переживать все девять месяцев, что мы не уследим и ребенок или погибнет или… Родится каким-нибудь… Не таким! И всё для чего? Чтобы он потом всю жизнь мучался?
– Он не обязательно будет мучаться всю жизнь. Наследственная передача диабета не доказана.
– О да! А еще, возможно, он будет мучаться недолго! Пусть здоровые плодятся, а мне и так хорошо.
Она не всегда такая язвительная. Но в подобных вопросах, как мне кажется, это ее защитная реакция на отказ себе в том, чего она в действительности хочет, но что искренне считает неправильным и опасным. А может, у нее из-за стресса поднялся сахар. Не знаю. Алиса следит за своим здоровьем не так тщательно, как того хотелось бы мне.
– А кто нас будет кормить в старости?
– Тебя – твоя мама, если продолжишь в том же духе.
Да, я тогда был не очень оригинален. Банальные проблемы требуют банальных решений. Мы сильно повздорили, и она долго не разговаривала со мной. Может быть, она думала меня бросить. Думала, что нам не по пути. Причем не из худших побуждений. Могла посчитать, что мне будет лучше без нее, раз мы не сходимся в таком жизнеопределяющем вопросе. Сам я бы никогда ее не бросил, и она это знала.
Но, к моему счастью, она решила остаться. В дальнейшем, когда тема детей возникала, мы всякий раз старались избегать ее. Каждый из нас чувствовал, что лучше не спорить, но иногда мы просто не могли сдержаться. Один из таких случаев был как раз недавно, накануне вчерашней встречи, когда обсуждались условия проведения эксперимента.
В конце весны, подошла очередь Алисы на получение инсулиновой помпы по квоте. Признаюсь, тут все прошло без моего участия. Написание заявки, разбирательство, что нужно для получения и куда это нужно нести, меня не коснулись. Я не люблю бюрократию и всегда был несилен во всех этих бумажках.
Модель оказалась новой, современной – от Русинмеда (мы-то ожидали самый дешевый из доступных на рынке аппарат). Прибор мог поддерживать сахар на одном уровне не только в состоянии покоя, но даже во время приема пищи! После недельного использования мы поняли, что это удобный вариант.
