Этот день должен был стать одним из тех, которые по своей событийности не оставляют в памяти ничего примечательного. На улице стоял мерзкий октябрь, который, кроме как постоянных дождей и холодного пронизывающего ветра, ничего не привносил в мою жизнь. Ощутимый вклад в душевное уныние добавляла тоска о солнечном лете, минувшем, словно один миг. Там ровно с июня по август стояла жаркая знойная пора.
Я находился в небольшой комнате на четвертом этаже проектного института. Помимо меня здесь сидели двое таких же трудяг, как и я, поэтому о просторе нашего помещения говорить не придется. Окно выходило на дворовую территорию жилых домов, которая своей мрачностью и запустением отлично гармонировала с таким временем года, как осень. Стрелки настенных часов неохотно приближались к долгожданной отметке пять вечера. Я без интереса смотрел в компьютерный монитор, то и дело щелкая мышью, то и дело вбивая в проект кое-какие расчеты – в общем, без энтузиазма имитировал рабочую деятельность, мысленно ожидая окончания рабочего дня.
В 16:30 раздался звонок мобильного телефона, который слегка привел меня в чувства, вернув понимание того, что я еще живой человек, а не запрограммированная машина, которая пять дней в неделю куда-то ходит и выполняет чужие прихоти. Номер телефона, высветившейся на дисплее был незнакомым, но это не остановило от ответа на звонок. Уже в коридоре, куда я предусмотрительно выскочил из кабинета, чтобы не отвлекать коллег, до меня из трубки донесся бодрый мужской голос.
– Добрый день, – произнес звонивший. – Дмитрий Александрович?
– Да, – с подозрением ответил я.
В силу моего возраста, двадцати восьми лет, так презентабельно ко мне редко кто обращался. Да и рабочую должность я занимал самую рядовую, хоть и в трудовой книжке имелась приписка инженер. Поэтому всякий раз, когда звонивший незнакомец начинал разговор с почтения, во мне тут же, как по щелчку пальцев, включался защитный режим, отгораживающий меня от назойливых торговцев кредитами или еще какими убыточными вещами.
– Меня зовут Кнутов Иван Сергеевич. Я из уголовного розыска, – так же бодро протараторил мужчина.
– Откуда? – удивленно и с долей недоверия вырвалось у меня.
– Из уголовного розыска, – теперь медленнее, четко проговаривая каждую букву, произнес собеседник.
Ранее запущенный «защитный режим» никоим образом не защитил мою впечатлительную натуру от испуга, ведь подобная комбинация слов почти у каждого здравомыслящего человека ассоциируется с чем-то плохим.
– Чем могу быть полезен, – ответил я, словно чужим голосом.
– Вы, наверное, слышали об убийстве девушки в конце августа. Многие газеты тогда писали об этом.
«УБИЙСТВЕ» – устрашающим эхом раздалось в моей голове. На несколько секунд я потерял способность понимать людей. Полицейский продолжил свое бодрое повествование, из которого я не запомнил ровным счетом ничего.
– Ну, так сможете сегодня?
– Что смогу? – сквозь сбитое дыхание вырвалось из меня.
– Встретиться для разговора. Я сейчас на машине, и чтобы ускорить опрос людей из списка, объезжаю всех.
– Какого списка?! – истерически выдал я.
– Что же вы меня совсем не слушаете, Дмитрий Александрович. Список тех, чьи мобильные номера попали в зону пеленгации недалеко от места преступления.
– Но я совсем ничего не знаю об этом происшествии, – мне было тягостно произносить слова «преступление» или «убийство», поэтому я интуитивно подобрал более деликатный вариант.
– Давайте, при встрече это и выясним.
– Я сегодня не могу. У меня много дел. Мне вечером нужно навестить больную сестру, – выдал я, что первое пришло на ум.
Естественно, никакой больной сестры не существовало. Такое понятие, как рассудительность, куда-то вдруг запропастилось, я находился в полуобморочном состоянии, когда рассудочная деятельность отказывает тебе в принятии решений, и ты с серой пеленой на глазах действуешь совсем неосознанно, по инстинктам, которые нацелены только на спасение и бегство.
– Будь по-вашему, – с долей разочарования сказал он. – Хотите ехать в участок – езжайте.
– Да! Так будет лучше, если я приеду сам.
– Тогда до завтра. Записывайте адрес.
– Завтра?! – испуганно провозгласил я.
– Ну, а что же нам тянуть. Дела на то и существуют, чтобы их решать быстрее.
Полицейский продиктовал адрес, который я из-за своего взвинченного состояния толком не запомнил, уповая на то, что на крайний случай могу уточнить его с помощью ответного звонка. Затем он попрощался и бросил трубку.
Дорога домой протекала в полнейшей прострации, как будто происходящее было во сне. Моя память не запечатлела деталей того, как я вышел из офиса – сказал ли я что-то на прощание ребятам или нет, совсем вылетело из головы мое появление на остановке и проезд в автобусе, который по обыкновению в часы пик сопровождался невыносимой толкучкой. Причиной беспамятства был страх и как его следствие напряженный мыслительный процесс: я пытался вспомнить свою августовскую жизнь, места, которые посещал, новых людей, которые могли появляться в моем окружении, но, к сожалению, ничего наталкивающего на здравое объяснение причин попадания в тревожные списки полицейского не приходило на ум.
Рассудок ко мне вернулся только у дома, на подходе к подъе́здной двери, где я столкнулся с соседями, проживающими на этаж выше.
– Здарово, сосед! – добродушно провозгласили мне.
Я вздрогнул и поднял взгляд. Слова принадлежали Михаилу, крупному мужчине с заметным брюшком, который вечно ходил в коричневой футболке с нагрудным карманом и широких черных штангах, но сейчас, ввиду прохладной погоды, он утеплился еще и осенней курткой, молния которой была расстегнута. Мужчина не выглядел толстым, скорее производил впечатление тяжелоатлета, забросившего спорт лет так десять назад.
– Здравствуйте, – сдержанно ответил я и хотел было продолжить свой путь, но мне будто невзначай преградили дорогу, давая понять, что разговор на том не окончен.
Компанию здоровяку составляла его жена или подружка, не знаю уж, кем она приходилась ему на самом деле. Звали женщину довольно непривычно на слух, – Изольда. И это крайне странное имя для наших мест прекрасно сочеталось с ее покладистым и молчаливым характером. И здесь слово молчаливый использовано по своему прямому назначению – я ни разу не слышал ее голоса. Они были примерно одного возраста, думаю, им было около сорока. И, несмотря на свои неюные годы, темноволосая пассия Михаила сохранила хорошую фигуру и имела завидную гладкость лица, которая, на мой непрофессиональный взгляд, объяснялась инъекциями ботокса.
– Куда же ты так спешишь, сосед? – с задором поинтересовался Михаил, когда я попытался обойти необычную пару.
