Когда мужчина за стойкой спрашивает мое счастливое число, я медлю с ответом.
– Должно же быть хотя бы одно, – удивляется он, и стержень его ручки зависает над бланком с рядами кружков. – У всех есть.
Проблема вот в чем: я не верю в удачу. Меня она как-то обходит стороной.
– Тогда это может быть любое число. – Мужчина облокачивается на стойку. – Мне нужно пять чисел. Только есть одна хитрость. И это большой секрет. Готова его услышать?
Я киваю с таким видом, словно не в первый раз покупаю лотерейный билет, словно постоянно делаю это, словно восемнадцать мне исполнилось не две недели назад.
– Они должны быть действительно значимыми для тебя.
– Поняла, – отвечаю с улыбкой, поражаясь тому, что подыгрываю ему. Вообще-то я планировала, чтобы за меня все решил компьютер, хотела положиться на числа, выпавшие наугад.
Одно число само собой всплывает в памяти, и я произношу его, не подумав:
– Как насчет тридцати одного?
День рождения Тедди.
– Тридцать один, – повторяет за мной мужчина, зачеркивая кружок с соответствующим числом. – Звучит весьма многообещающе.
– И восемь, – говорю я.
Мой день рождения.
За мной уже выстроилась очередь из людей, желающих купить себе лотерейные билеты, и я кожей чувствую их всеобщее нетерпение. Бросив взгляд на электронное табло над стойкой, вижу три цифры, горящие красным светом.
– Триста два, – указываю на табло. – Миллиона?
Мужчина кивает, и у меня потрясенно отваливается челюсть.
– Столько можно выиграть?
– Ты ничего не сможешь выиграть, пока не выберешь остальные числа, – замечает он.
– Точно, – киваю я. – Тогда двадцать четыре.
Игровой номер Тедди в баскетбольной команде.
– И одиннадцать.
Номер его квартиры.
– И девять.
Столько лет мы с ним дружим.
– Прекрасно, – говорит мужчина. – А число «Пауэрбола»?[1]
– Что?
– Ты должна выбрать число «Пауэрбола».
– До этого вы говорили о пяти числах, – хмуро напоминаю я.
– Верно. Пять – для белых шаров и одно – для красного.
На табло над стойкой меняются цифры: «триста три». Немыслимо, невероятно огромная сумма.
Глубоко вздохнув, я прокручиваю в голове разные числа. Одно из них, как по волшебству, вновь и вновь всплывает поверх других.
– Тринадцать, – произношу я, почти ожидая: сейчас произойдет что-то ужасное. Это слово для меня подобно ослепительному электрическому разряду. Странно, но, произнесенное вслух, оно ничем не отличается от любого другого.
Мужчина смотрит на меня с сомнением:
– Точно? Оно ведь несчастливое.
– Обычное число, – отвечаю я, зная, что это неправда, ни на секунду не веря своим собственным словам. Числа – ненадежная штука. Они редко рассказывают историю целиком.
И все же когда мужчина протягивает мне клочок бумаги – маленький квадратик с набором чисел, выбранных наобум, но, возможно, сулящих удачу, – я бережно складываю его и засовываю поглубже в карман пальто.
На всякий случай.
На улице меня ждет Лео. Пошел снег, и влажные, пушистые снежинки густо покрыли его темные волосы и плечи куртки.
– Дело сделано? – спрашивает он, направляясь к автобусной остановке.
Я спешу за ним, чуть оскальзываясь на свежем снегу.
– Ты в курсе, сколько этот билет может принести?
Громадная сумма никак не укладывается у меня в голове.
– Миллион? – приподнимает бровь Лео.
– Не-а.
– Два?
– Триста три миллиона, – сообщаю я и на всякий случай добавляю: – Долларов.
– Это если ты выиграешь, – улыбается Лео. – Большинство людей ничего не получают за этот листок.
Я щупаю лежащий в кармане билет.
– И все же, как по мне, – замечаю я, когда мы подходим к огороженной с трех сторон остановке, – так это просто безумие.
Мы садимся на скамейку. Дыхание вырывается изо рта облачками пара, на секунду повисающими в воздухе. Снег покалывает кожу, с озера дует резкий ледяной ветер. Мы с Лео жмемся друг к другу, чтобы согреться. Лео – мой двоюродный брат, но для меня он как родной. Я живу в его семье с девяти лет: столько мне было, когда мои родители умерли друг за другом с разницей в один год.
После смерти родителей я была как в бреду. Ужасное время. Меня выдернули из Сан-Франциско – единственного дома, который я знала, – и, перекинув через полстраны, поселили в доме дяди и тети, в Чикаго. Лео меня буквально спас.
Я приехала к ним все еще не в себе, потрясенная чудовищной несправедливостью мира, с бессердечной пунктуальностью забравшего моих родителей одного за другим. Но Лео решил, что заботиться обо мне – его обязанность, и исполнял ее со всей серьезностью даже в свои девять лет.
Мы оба пошли в своих мам и представляли собой странную парочку. Я – тонкая и бледная, с настолько светлыми волосами, что при определенном освещении они приобретают розоватый оттенок. И Лео – кареглазый, с темной копной волос. Он был забавным, добрым и бесконечно терпеливым, в то время как я была тихой, подавленной и замкнутой.
Но мы с самого начала стали единой командой: Лео и Элис.
И, конечно же, Тедди. Эти двое – с малых лет неразлучные – сразу взяли меня под свое крыло. С тех пор мы стали трио.
Подъезжает автобус, тускло светя фарами в вихре снежинок, и мы забираемся внутрь. Я сажусь у окна, Лео опускается на сиденье рядом со мной и вытягивает длинные ноги в пустой проход. Под его ботинками быстро образовывается лужица. Я достаю из сумки купленную для Тедди поздравительную открытку и протягиваю Лео ладонь. Он без вопросов вручает мне тяжелую авторучку, которую всегда носит с собой.
– А я украл твою идею, – говорит брат, вынимая из кармана куртки пачку сигарет. Он вращает ее между пальцами, явно довольный собой. – Еще одно преимущество восемнадцатилетия. Знаю, что Тедди не курит, но это все же лучше, чем расписка «я тебе должен» за его обнимашки.
