Он снова бежал и падал, привычно сгруппировав мышцы, превращался в целенаправленный механизм из плоти и крови. Движения его были мягкими и стремительными одновременно. Именно так преследует свою жертву гепард – неумолимо и торжественно.
Воздух, выдыхаемый разгоряченными легкими, заставлял трепетать крылья тонкого носа – Матвей никогда не позволял себе дышать распахнутым ртом, как бы тяжелы не были нагрузки. Хриплое дыхание, пот, застилающий глаза, – все это было в его жизни, но не во время учебных тренировок.
Полоса препятствий с неизменной стрельбой по движущейся мишени, с рукопашным боем, прыжком с пятиметровой высоты, с метанием ножа в самом конце пробежки была для Матвея скорее развлечением, чем трудоемкой работой. Он вентилировал легкие короткими, частыми вдохами, упорно сцепив зубы. Сердце бухало в ребра с намерением выскочить наружу, а тело наполнялось ликованием от сознания собственного совершенства.
– Аз есмь, Бог!!!
После этого Матвей обычно просыпался…
Он лежал в темноте с закрытыми глазами, дышал коротко и шумно, как в только что пережитом сновидении – готовился к следующему этапу текущей ночи. Он знал, что ему присниться дальше – слово в слово, жест в жест…
Было время эти сны мучали его еженощно. Он бесновался, крушил мебель; пробовал напиваться до бесчувствия – не помогало. От большого количества водки его неудержимо рвало до полного очищения организма от отравляющей субстанции. Однажды выпил снотворное, предложенное сердобольной соседкой (старушке, наверное, надоели Матвеевы ночные разборки с предметами интерьера) – вырубился сразу… да так, что сон был сродни смерти – полное забвение и ощущение потерянного безвозвратно времени. Больше медикаментов он не употреблял, справился собственными силами. Принял навязчивые сны как часть своего нового бытия. Даже сумел стать ироничным, говорил на ночь:
– Посмотрим фильм «Последнее дело Благого».
Или «Крах императора Благого», или «Ошибка Благого», или «Благой говорит «прощай». И сны отступили. Теперь они снились ему нечасто, раз или два в году. И называл он их теперь иначе: «Привет от Благого». Даже ностальгировал в некотором роде…
Вот и сегодня был как раз такой сеанс сновидений… Матвей тряхнул головой и быстро сел на постели – не будет спать! Позволит воспоминаниям не прикрываться маской лживого сна…
Всё было не так в этот день! Споткнулся на ровном месте и уронил автомат, уже на плацу лопнул ремешок на часах – такой прочный, безо всяких видимых повреждений… Пришлось засунуть «командирские» в карман. Это сейчас он понимал, что Судьба посылала ему Знаки, которые он не смог (или не захотел!) тогда понять. А уж чего проще! – додумать, сиди нынче, Благой, дома. Не твой час демонстрировать умение перед заезжим командованием!
Он не понял. Да, по правде говоря, в ту пору он не верил ни в какие Предсказания и Указующие Персты. Собственно, и сейчас не верит, хотя и признаёт – существует в природе нечто, неподдающееся человеческому пониманию.
А хорош был Матвей Благой тогда на полигоне… чудо, как хорош! – хоть в Голливуд крупным планом в какой-нибудь блокбастер. Подумал о себе в третьем лице, потому как не пришло еще время воссоединиться сегодняшнему Матвею Благолепову и прошлому Матюхе Благому в один организм, связанный нервными окончаниями и душевными переживаниями напрочь. Он приближался этот момент воссоединения, и в преддверии его, как всегда, заныло сердце…
Рукоятка ножа тяжело и весомо легла в ладонь, он ласково погладил пальцами её отполированную поверхность – жест уже автоматический, выработанный годами. Солнце било прямо в лицо, мишень свою – Алешку Ремизова с пришпиленным на груди бутафорским сердцем, он не видел – лишь различал силуэт, темный контур, но и этого для него было достаточно. Сейчас он поразит начальство своим умением владеть ножом «вслепую» (терпеливо дождался, когда завяжут глаза плотным черным шарфом), выслушает похвалу – сухую и скупую, как и положено по уставу, немного устало и с ленцой – красуясь! – ответит: «Служу России»… А после будет с Алешкой глушить пиво под сушеную тарань и восторженное хихиканье каких-нибудь веселых девчонок.
Матвей четко помнил, что именно такие мысли витали у него в голове – глупые, ненужные. Расслабился, так непростительно…
Впрочем, как оказалось в последствии, какие бы мысли не витали в тот момент в его голове, ничего исправить он уже не смог бы… никогда! Тьма поразила его в момент броска. Он уже почти выпустил нож. В долю секунды он четко осознал, что кидать нож «вслепую» и кидать нож слепым – всё равно, что плясать с ногами и без ног. А в следующую долю секунды понял, что убивает своего лучшего друга Алёшку прямо сейчас… Кончики пальцев уже расстались с рукояткой… Все, что мог Матвей – крикнуть со всей мочи:
– Лёха, падай!
Дальше всё завертелось, как в калейдоскопе. В полнейшей темноте он ощущал этот нескончаемый калейдоскоп движений вокруг себя потоками порывистого воздуха и нагромождением звуков. Чей-то истерический вопль у самого лица…
– Пьян, сукин сын! Пьян!
Чьи-то пальцы стиснули его плечо, скорее ободряюще, чем враждебно…
– Я его убил? – почти безразлично спросил эти руки Матвей.
– Плечо разрубил, – голос принадлежал Косте Зубову (Матвей узнал!) – Он упал, тебя послушался… тем и спасся.
– Чего тогда орут?
– Крови много, генерал форму испачкал, забрызгался…
– Зачем близко лез?
– Селфи хотел сделать… на память, мать его!
Они переговаривались вполголоса, не обращая внимания на сумятицу. Зубов слегка тряхнул его вялую руку, которая – Слава Богу! – не стала рукой братоубийцы (небеса знают – Алёшка был ему за брата!).
– Ты что? Что с тобой, Благой?
– Не вижу ни хрена…
На этом обычно вторая часть сновидения заканчивалась – покрывалась кромешным мраком, вязким и от того устрашающим. Всегда после таких ночей холодный пот пробивал мышцы, а руки и ноги ходили ходуном. Справился и с этой напастью: холодный душ, интенсивный массаж конечностей и постоянная, невидимая для посторонних тренировка мышц тела. Он напрягал и расслаблял мышцы, играл ими, как бодибилдер на подиуме. Это стало привычкой, второй натурой. Чтобы скрыть свои упражнения, носил мешковатые костюмы, просторные брюки, очень похожие на изделия незабвенной фабрики советских времен под названием «Большевичка». От этого казался мужчиной полным. О том, что под одеждой скрывается крепкое, мускулистое тело знало только зеркало в его спальне. Матвей каждое утро придирчиво оценивал свою обнаженную плоть – стать толстым и рыхлым было его фобией номер один. Впрочем, неверно! Просто он не хотел быть толстым и рыхлым. У него не было никаких фобий, после знаковой беседы с главным врачом госпиталя все его фобии объединились в одно целое и превратились в «пшик». Ибо, нельзя повешенному бояться – утонуть в реке!
