Долго скитался Ваагл Всемогущий >1, отдыха место искал, размышлений и трапезы скромной.
Здесь, на склоне горы, где небесные птицы в деревьях спасутся от летнего зноя, на камень-валун преклонился устало.
Свон простирался пред ним красотою окрестных земель и притягивал путника взор восхищённый.
Веры незыблемой символ – величие древнее гор – поражало.
Резчик искусный, в озере горном своим вдохновлён отражением, прочного древа акации белой подобие Богово режет умело.
Ставит фигурку на камни, вмиг оживает она, духом земли первородным объята, вниз устремляется, радуясь жизни и солнцу приветному.
Плотью животной на каждом шагу прирастая, кровью полнясь животворной, пристанище вечной души обретается в теле заветном.
В месте покоя и силы, мира оплот и божественной воли, град заложён, Карстою назван, на древнем наречьи – Обителью Смелых. >2
Ждать и догонять, как известно, занятие препротивнейшее. М-да-а-а-а… Уж поверьте на слово, милостивые государи, государыни мои! Примерно в том же русле текли мысли и несвежего вида чрезмерно крупного для окрестных мест сеньора, коротавшего одиночество у чадящего всеми своими древними швами и трещинками камина в злачной таверне на окраине Карсты – Оплота Веры дистрикта Святого Кууна >3, без сомнения, зловоннейшей дыры Королевства Свон. А иначе, смею вас уверить, друзья, и быть не могло, ибо сей замечательный Куун, будучи, согласно всё той же Священной Книге Ваагла, первым Прелатом Ордена >4 в тутошних краях, сам по себе не мылся никогда и пастве страждущей наказывал. Побегает, бывало, голышом под летним дождичком, ветошью мозглой оботрется, вот типа того и вся недолга. Зимой червей на себе разводил, взращивал. Мучился адски! Коими, собственно, склонностями мазохистскими, а отнюдь не житием праведным, ежели злым языкам доверять, и выстрадал причисление лика своего к многочисленному сонму святых свонских.
Впрочем, вряд ли найдётся в нынешнюю смутную годину смельчак, отважившийся заявить во всеуслышание нечто подобное. Святой как-никак! Язык же, согласитесь, вещь нужная, редкая, дана человеку единожды, и лишаться её попусту нет никакого резона. Орден силён как никогда! Адепты его повсюду, да благословит Святой Куун их чудный смрад!
С приснопамятных времён чистоплотность в сём захолустье – сущий грех, всяк же уважающий себя человек, будь то зрелый муж, мальчик-паж или дева непорочная, подванивать должен, и чем ядрёней, забористей, тем лучше, дабы, к примеру, курзоном >5 презренным не прослыть. Потому как не привечают аборигены содомию. Забить могут. Насмерть. Что и делают с превеликим удовольствием при любой оказии. Не по злобе, конечно же, решительно нет, а попросту ввиду отсутствия каких-либо иных достойных развлечений.
Земля здесь тяжёлая, родит бедно, иной раз и вовсе не плодоносит. Летом наводнения часты, зимой – морозы лютые. Частенько бывает, отлучится пьянчужка из кабака по нужде, да и не возвратится боле. Лишь посветлу найдется бедолага, в собственное дерьмо вмерзший. Без порток, без сапог, брюхо собаками вспорото, лицо крысами да кошками изгрызено. Сапоги, верно, мыши уволокли. Токмо зачем они им? Оченно морозы бывают лютые!
Разумеется, как и любая малоприспособленная для жизни местность, край здешний припасами для деятельности человеческой зело богат: рудой болотной, углём, камнем, лесом. Однако промысел оружейный испокон веков исключительно монахам дозволен. Монополия, так выходит, государева. Множество, должно отметить, средь них взросло оружейников умелых, металлургов, мужей, к иным наукам способных. Но то всё в массе своей люди пришлые, народец же туземный на весь Свон исключительно выносливостью да силой недюжинной славен. С раннего детства только и приучены, что глыбы в каменоломнях ворочать, тачки тяжеленные с углём, рудой до домниц катать, лес сплавлять.
И ведь всякий мудрый правитель тем или иным способом пытался коренной дурной люд оседлый к ремёслам привадить, труду общественному. Будь то корабельное дело, строительное, мануфактура ткацкая или, положим, гончарная. Тщетно! Рано или поздно, как водится, разворуют все, пожгут, передерутся и айда по домам, жён мять, бражничать. А чтобы, значит, с голоду не помереть, в сезон на юга батрачить подаются, в поля, шахты, на лесосеки. Кондотьерствуют, в наёмники подвизаются, на ристалищах потешных бьются, живота не щадя, другой раз грабежом не брезгуют. К зиме возвращаются, по трактирам сидят, заработанное прожигают, морды в кровь бьют друг другу, девок в закутах портят. Монету, как бы то ни было, в налог исправно несут, иначе и на кол недолго угодить! Соображают! Кому ж охота кишки-то рвать? Словом, нечего брать с голытьбы, притом злые они, точно псы цепные.
Опять же, по весне рекрутеры разномастные, до лёгкой наживы охочие, судейские со всего королевства съезжаются. Глядишь, кого за долги на галеры >6 определят, кого в копейщики за мелкие провинности. Мало-мальски сообразительные, денежек от жён и собутыльников утаив, индульгенции покупают. Членовредительство или, скажем, самосуд неправый амнистии не подлежат, каторгой сурово караются. И никому ведь с копей соляных ещё сбежать не удалось. Гиблые места, да убоятся все!
Заграничные визитёры носы свои изнеженные совать сюда не брезгуют, наёмников вербуют, крупными барышами заманивая. Особняком держатся ланисты >7 из земель Святого Сииркса >8 – покровителя воинов и вообще всех любителей подраться. Множество забияк бесшабашных желают счастья попытать бойцовского на аренах Керка >9, да немногие живыми возвращаются. Поговаривают, убиенных «гладиаторов» и не хоронят вовсе. Мёдом пчелиным заливают, воском укупоривают, после же свозят далеко на юг, где в урочищах тайных, ночами тёмными безлунными, в час, когда Ваагл Всевидящий, веки усталые сомкнув, от трудов праведных отдыхает, меняют вождям пустынных племён на каменья драгоценные. Нигде более в Своне и окрестностях самоцветов подобной красоты не сыскать. У пустынников, в свою очередь, мяса недостаток хронический, тогда как редкое праздничное застолье без лакомств скоромных должно обходиться. К иной же плоти животной издревле не приучены они, не добыть её попросту в песках-то раскалённых.
Контрабанду монахи жестоко пресекают, границу патрулируют, убивая нещадно, обращая в рабов любителей лёгкой наживы. Коих, впрочем, всё одно меньше не становится. От же натура человечья, лишь бы не работать, а урвать-то всяк горазд! Так и повелось к всеобщему благоденствию, процветанию приграничному: свирепые кочевники людей в полон толпами не угоняют, разве что изредка потаскушек для утех плотских, Свону войска регулярные на границе держать без надобности. Выходит – каждому по потребностям, при неукоснительном соблюдении интересов государевых.