Николай Гумилёв. Фото М.С. Наппельбаума, 1918 год
Старые предрассудки были у Николая Степановича в крови и воспитывались в нем с детства. Поэт, чей «прадед ранен под Аустерлицем», был патриотом в самом возвышенном смысле этого слова. Когда Россия вступила в Первую мировую войну, он не мог остаться в стороне и пошел на фронт добровольцем.
В самом этом факте нет ничего необычного – в войне так или иначе приняли участие многие деятели культуры, кто по призыву, кто добровольцем. Достаточно вспомнить В. Катаева, С. Есенина, А Вертинского.
Однако Николай Гумилёв был одним из немногих, кто умел войну поэтизировать, и едва ли не единственным литератором, оставившим столь подробный и честный рассказ о своей службе в воюющей армии.
Его «Записки кавалериста», созданные в форме военного дневника в период службы поэта в лейб-гвардейском уланском полку, печатались в газетах и вызвали большой интерес у читающей публики. Но ни самому поэту, ни советским издателям в голову не пришло издать их отдельной книгой после окончания войны – время для таких публикаций было совершенно неподходящим. А потом и само имя Гумилёва попало под запрет, и все, что относилось к «империалистической войне», но не ругало ее и «старорежимную армию» не приветствовалось. Таким образом, в России первое издание «Записок кавалериста» появилось только в начале 90-х годов ХХ века в трехтомном издании сочинений поэта.
Зато в эмигрантских кругах «Записки» издавались достаточно часто и были популярны, как и сама фигура Гумилёва. Впрочем, нельзя не заметить, что в отношении эмигрантов к поэту было слишком много идеологии и политики и слишком мало подлинного интереса к его творчеству и богатейшему культурному наследию. Об этом честно, горько и жестко еще в 20-х годах ХХ века высказался литератор Андрей Левинсон:
«Мечут жребий о ризах мертвых поэтов. На собраниях в их память несется со всех сторон азартный крик: “Он наш!” – И каждый из торгующихся с шумом бросает на весы свои доводы.
В Николае Гумилёве чудо чьей жизни было в ее абсолютной растворенности, в поэтическом подвиге, любуются всего более монархистом; имена то и дело служат аргументом в споре, трамплином для ораторских порывов».
Так и «Записки кавалериста» очень долго не становились предметом серьезного изучения. Никому не приходило в голову взглянуть на них не только как на литературное произведение, но и как замечательный, в своем роде уникальный документ, который не только рассказывает боевой путь поэта и полка, в кортом он служил в период написания, но и позволяет более подробно изучить историю Первой мировой войны, показанной здесь глазами добровольца, не имевшего до поступления на службу никакого отношения к армии и военному делу.
Исследователем, взявшимся восполнить этот пробел, стал Евгений Евгеньевич Степанов. Именно ему мы обязаны «открытием», что все написанное в военном дневнике Гумилёва в точности соответствует документам, хранящимся в фондах Российского государственного военно-исторического архива.
Сопоставление рассказов Гумилёва с журналами боевых действий, донесениями, приказами, докладами показали абсолютную объективность и точность его описаний боев, разъездов, перемещений войск. Впрочем, Николай Степанович действительно отличался дотошностью и даже в лирике всегда сочетал полет фантазии со стремлением к максимальной точности. Что уж говорить о военном дневнике.
Гумилёв прекратил вести дневник с переходом в другой полк весной 1916 года и больше к нему не возвращался, вообще его интерес к военной теме постепенно ослабевал. Причиной тому была и накапливающаяся усталость, и отсутствие серьезных успехов нашей армии, и рутина окопных будней. Так называемая позиционная война выражалась для нижних чинов и младших офицеров в бесконечном сидении в окопах, перестрелках, неделях бездействия и выполнении всякой скучной и нудной работы, вроде заготовки фуража. Ну и просчетов командования, «тупых приказов» мог не видеть и не понимать только слепой.
Судя по воспоминаниям, Николай Степанович, написав все, что хотел, в дневнике, письмах, стихах, в дальнейшем практически ничего и никому не рассказывал о своих военных буднях. Даже его семья и близкие друзья не осведомлены о деталях его службы, количестве наград, названии полков и т. п. Это хорошо понимаешь, сталкиваясь с десятками противоречивых рассказов о том «как воевал Гумилёв».
Испытание войной поэт выдержал с честью. И хотя ему не суждено было узнать радость победы, очередную битву с самим собой он выиграл. Три боевые награды и офицерские погоны для добровольца и ратника второго разряда – более чем достойный послужной список.
