На берегу лесного озера стоял мужик в разорванной солдатской гимнастерке. Из-под нее виднелась рубаха, которая когда-то была белая, но теперь грязь и кровь стали ее красками. Одна нога была в разорванном сапоге, вторая – голая, разбитая в мясо.
Утро было теплым, но мужчину до костей пробирала дрожь, которая уже начала переходить в судороги. Дыхание медленно восстанавливалось, но дрожь тела унять было невозможно. Ветер обдувал потное лицо. Мужчина опустил голову и замер, ниже колена жгло огнем, хотелось лечь и умереть.
Начинало светлеть.
Озеро в сумрачном свете было похоже на зеркало, в котором отражался новый серый день. Тишина стояла оглушительная, но глупая утка своим вечным «кряк» нарушила ее, мужчина вздрогнул от неожиданности и как бы пробудился. Огляделся и тихо сказал:
– Вода, разойдись, мне нужно пройти.
Ничего не произошло, только утка срывая голос начала крякать, как сумасшедшая, повторяя свое «кряк» тысячу раз без остановки.
– Замолчи… Я не сдамся! – Мужчина не отрывал глаз от воды, а трясти его начало еще сильнее.
Но птица не унималась.
И тут ему пришло понимание, простой глупый крик изменил ход мыслей, дрожь прошла. В это же мгновение утка замолчала, словно, выполнив свое предназначение, умерла, а по воде пошла рябь.
Мужчина поднял руки.
– Расступись, освободи дорогу, Я ИДУ! – закричал он.
Холодное зеркало воды треснуло, и озеро нехотя раскололось на две части, медленно оголяя свое дно, которое никогда еще никому не показывало.
Мужчина замер и, кажется, увеличился в размерах. Без тени сомнения голой ногой он наступил в мутный ил, ступня ощутила приятную теплоту домашнего ковра. Сначала потихоньку, а потом все быстрее и быстрее человек начал уходить, убегать в глубь озера. На середине пути он обернулся. На берег из леса выходил отряд немецких солдат. Они смотрели вытаращив глаза, как добыча, которая была так близка, уходила из рук по дороге между двумя стенами воды. Пойти вслед за ним не решались даже собаки.
Перейдя озеро, беглец остановился, поднял руки и резко опустил. Вода со всхлипом сомкнулась, как будто ничего и не было. «В следующий раз пойду по воде», – подумал мужчина, улыбнулся и скрылся в лесу.
Его нога была абсолютно здорова.
Он не видел, как на другом берегу немцы упали на колени и дрожащими руками начали креститься невпопад.
Огонь бушевал, словно пьяный мужик, ломая в угаре своими огненными руками все вокруг. В секунды он возник из ничего и пожирал, загребал под себя там, где мог дотянуться.
Горело три больших дома и старый коровник. Дома горели молча, тихо отправляя в ночное небо тысячи искр, а коровник кричал и плакал.
– М-у-у-у-у! – просили голоса.
– Умрете, – трещал горящий воздух.
Трое мальчишек бежали по гравийной дороге в сторону пожара, самый маленький впереди всех, глаза у него горели сильнее огня над домами.
«Спасу», – думал он.
– Сгоришь! – кричали ему двое старших пацанов.
– Умрет, – подтверждал черный дым.
– Ваня, стой! Не вздумай даже! – Старшие отстали и догнать не могли.
– Спаси нас, – слышалось из огня.
Коровник звал его, и он спешил. Подбежал, даже дыхание не сбилось.
– Сынок, умойся, неприлично входить в дом таким чумазым грязнулей, – раздался в голове Вани голос мамы.
Ваня на мгновение замер, огляделся. Перед закрытой на новенький засов входной дверью стояла огромная ржавая бочка, полная дождевой воды, на поверхности которой плавали желтые листья и гнилые яблоки.
Увидел бочку, подскочил к ней и, как был в шапке и куртке, окунулся с головой по пояс, больше не мешкая сдвинул блестящий засов, откинул дверь и исчез в дыму.
Здание с животными загорелось последним, пылала крыша, вот-вот готовая рухнуть на головы четырех красно-пестрых телок и одного годовалого бычка Андрюшу. Всех коров Ваня знал по имени, а Андрюшку сам кормил молоком, когда от ящура сдохла мать бычка.
– А ты знаешь, сколько весит годовалый бык? – Среди звуков колокола в голове, которые вызвал дым, послышался голос мамы.
Он знал, но ему было все равно.
– А ты знаешь, что сделают с тобой эти испуганные животные? – Мать не унималась.
Он знал, но ему было наплевать.
– А теперь посмотри наверх.
Ваня поднял голову, со скрежетом на него падала горящая кровля.
– Простите меня! – прокричал мальчик то ли коровам, то ли маме, и… проснулся.
***
«Коровы, Андрюшка, откуда это?» – думал Ваня, лежа в кровати и не открывая глаз. Кошмар не отпускал, и казалось, что пахнет гарью.
Зазвенел будильник.
«Уже десять», – Ваня сжал пальцы в кулаки, после сна силы в них не чувствовалось.
«Хороший сон, – решил он, садясь на кровати, – значит, сегодня не испугаюсь».
– Бабушка, я проснулся!
Медленно встал, холодный пол окончательно разбудил, потянулся и шагнул в день, в котором кулаки сыграют главную роль.
Восемь на восемь.
Борьба, бокс, ежедневный бег – все это не помогает, когда дерешься восемь на восемь. Руки Ваня уже не чувствовал, в голове гудели пароходы, один глаз не видел, воздух еле входил в легкие, но остановиться было невозможно. Никто отступать не хотел, на пустыре собрались самые упертые из всех, кого он знал в городе. В сотрясенном мозгу проскочила мысль, которая придала сил: «Наверное, сегодня здесь кто-то умрет».
«Но это буду не я», – решил он, с силой ткнув пальцами в глаза толстого мальчишку, который чуть не задушил его.
«И почему жирных считают добряками?» – сквозь мутную завесу подумал Ваня, оглядываясь по сторонам.
В голове назойливой мухой повторялся стих, который был задан в школе, а вокруг творилось безумие. Дерущиеся катались по земле, били кулаками, кусали зубами, душили и рвали, как будто в одной точке встретились шестнадцать одержимых бесами гномов.
Ваня был самым маленьким из всех, но слухи о нем расходились далеко за пределы района, все знали – в драке ему нет равных. Но и противники были под стать, чего стоил только Гришка Череп.
Закапал дождь. Пыль, стоявшая столбом над головами дерущихся, осела на лицах мальчишек грязно-красными разводами, придав им еще более зловещий вид. Все были в крови, некоторые лежали без движения на начавшей раскисать от дождя земле.
– Раз на раз! Один на один! – закричал Ваня что было сил, выдавливая из легких последний воздух.
Его крик совпал с ударом грома, от которого заложило уши, в небе пробило дно, и в огромную дыру хлынуло море воды. Гром не заглушил слова мальчика, а, как показалось, наоборот, усилил их, словно сам Бог прогремел над ними, выражая свою волю.
Гришка Череп прекратил работать кулаками над уже не сопротивляющимся пацаном, поднялся и направился в сторону Ивана, убирая с лица прилипшие волосы.
Ваня повернулся к нему, приготовился, сердце забилось быстрее, а капли дождя, наоборот, замедлили падение, своими мокрыми руками приостановив течение времени.
