2010 год, 20 мая
Лос-Анджелес, Калифорния
На вечеринке в честь дня рождения внучки легендарного Винсента Гарднера было весело всем, кроме именинницы Дианы; ей казалось, что никто не способен видеть ту внутреннюю красоту, которую она лелеяла в себе для Стива Харви, но он опаздывал, поэтому сердечко Дианы билось грустно и тревожно.
Рядом топтался ее бывший парень Кевин Смит. Он все еще надеялся.
– Кевин, почему ты так настойчив? – спросила Диана. – Чем я тебе нравлюсь?
– Ты… – он помедлил, изучая ее внешность, – тихая и незаметная.
– Что в этом хорошего, Кевин?! – ужаснулась Диана; ей хотелось казаться совсем другой: яркой, особенной, запоминающейся.
– Я люблю, когда все под контролем, – ответил он и пояснил репликой из своей роли в школьном спектакле по пьесе Мольера: – Дурнушка глупая милее, чем та, что чересчур красива и умна.
– Ди, не слушай Кевина, он просто вонючий скунс, – равнодушно заметила милашка Китти Палмер, поправляя на запястье тонкий золотой браслетик. – Лучше посмотри, что мне подарил фанат твоего деда. Хоть кто-то оценил, что я твоя лучшая подруга.
Диана вздохнула и мечтательно посмотрела на верхушки кипарисов.
– Все это неважно… главное, Стив меня любит.
Китти фыркнула и закатила глаза:
– Ди, очнись! Стиву нравится Молли.
Диана проснулась и открыла глаза.
«Стиву нравится Молли? А как же я? Нет, нет, он меня любит, это просто сон…»
Она полежала несколько минут, встала с кровати, сходила в душевую, затем вернулась в спальню и подошла к круглому зеркалу.
– Я люблю себя… – сказала она своему отражению, мило улыбаясь, но вдруг в ужасе отпрянула в сторону и наткнулась спиной на кого-то сзади.
Испугавшись еще больше, Диана резко обернулась и увидела свою маму.
– Доченька, извини, дверь была открыта, и я… – мама запнулась, взгляд ее стал подозрительным, а тон строгим: – С кем ты разговаривала?
– Не знаю, я просто…
– Немедленно отвечай! Кого ты увидела в зеркале?!
– Никого! Мне показалось! – Диана сорвалась с места и бросилась вон из своей спальни.
***
Определить возраст Мариэн Гарднер, женщины элегантной в душе и опрятной в образе мыслей, было также сложно, как цвет прозрачной морской воды, играющей лунными бликами. Многие из знакомых Мариэн и даже ее близкие полагали, будто она обладает секретом вечной молодости, но лишь один человек во всем мире знал, что, глядя на Мариэн, видит не результат ухода за внешностью, а духовную красоту фемины, обращенную вовне. Этим человеком был ее покойный муж Винсент Гарднер.
Мариэн уединялась в его кабинете, когда хотела общения с книгой или собой. В таких случаях она оставляла на дверной ручке снаружи фиолетовый шелковый платок, выполняющий роль таблички с просьбой «Не беспокоить». Домашние при виде этого сигнала невольно оценивали важность причины, по которой хотели говорить с Мариэн, и, если дело оказывалось не срочным, предпочитали ее не тревожить.
Рабочий кабинет знаменитого Винсента Гарднера, просторный, но по-британски тяжелый и основательный, с большим кожаным диваном, массивным письменным столом и высокими книжными полками до потолка, был наполнен сосредоточенной тишиной. Мариэн взяла в руки томик с мемуарами наставницы Проклятой девы, устроилась в кресле поудобнее и приступила к чтению.
Из мемуаров Марии Кавелье
Мон-Шант, Франция, 1912
Почти двадцать лет назад я держала на руках годовалую девочку, обезображенную родимым пятном на половину лица. Это был чудо-ребенок, которого я нашла по зову сердца и велению шепота, звучавшего в моей голове. Девочку звали Мелания. Ей было предначертано разорвать устаревшие путы мужского мира, но она явилась на свет проклятой этим миром, ибо была непокорна ему до своего рождения.
Я взяла веер, прикрыла левую сторону детской головки и позвала старую повитуху Пенни:
– Посмотри, малышке всего год, но уже видно, как она красива. Если бы не это ужасное черное пятно…
– Красота от дьявола, – проворчала Пенни.
– А уродство от бога? – спросила я. – Тогда зачем женщинам такой бог?
Мои вопросы не понравились доброй повитухе; она согнулась пополам, как надломленный сухостой, и принялась сердито сматывать около открытого сундука какие-то тряпки. Кажется, в тот момент нечто похожее она проделывала и в уме, со своими мыслями. За те девять месяцев, которые мы к тому времени прожили в уединенном доме среди унылых болот Девоншира, я успела привыкнуть к этой ее манере тщательно наматывать мысли, прежде чем произнести нравоучение.
Наконец она сказала:
– Ты, милая, разные языки знаешь, да как об искусствах говорить, а простого не понимаешь: не мы выбираем Бога, а он нас. Веруй в Господа, и воздастся тебе.
– Стоит ли женщине слепо верить мужским богам? – спросила я.
– Остерегись, Мария! И бог, и дьявол – оба мужчины, а мы меж ними, и каждый шаг от бога, это два шага к дьяволу! Потому как к богу дорога в гору, а к дьяволу легкий спуск, – Пенни подошла ко мне и сказала вполголоса: – Это дитя проклято. Помнишь, как она трясла ручонками и тянулась к твоему рубиновому ожерелью? Видела ты, как горели ее черные глазенки? А вдруг она думает, что это не камни, а капли крови?
Я тогда посмеялась над этими предрассудками, но позже выяснилось, что Пенни оказалась права насчет интереса девочки к рубинам. Вот только не крови жаждало дитя, а самих камней. Мне, вырастившей и воспитавшей Меланию, известно об этом ее пристрастии лучше других – никто на всем свете не обожал рубины так, как она.
Мудрая Пенни оказалась права и в другом, когда говорила насчет лукавого, но я была увлечена идеями суфражисток и слишком молода, чтобы задумываться над предостережениями, похожими на проповедь. Сейчас, спустя многие годы, я понимаю, как тонко плетет свою паутину дьявол, как невидимы и липки ее узелки и как безоружны многие женщины перед его коварством.
Свобода от падшего ангела похожа на вседозволенность, вовсе не безнаказанную, однако на противоположном от нее полюсе находится то состояние бесправия, из которого женские стремления качнулись от бога в сторону его противника. Где находится точка, в которой качание маятника должно прекратиться? Где золотая середина между божественно-патриархальным закабалением женщины и ее дьяволической свободой?
В 1861 году великая пророчица Анна Лекорбон сказала: «Сторонницы серых идей отвоюют многие права, но не смогут сопротивляться тлену свободы, которая разденет женщин до исподнего». Я не могу себе такое представить, но авторитет прорицательницы Анны неоспорим. Множество ее пророчеств уже сбылось…
Как же поступать нам, женщинам, стоящим между богом и дьяволом? Делать ли один шаг в гору или два по наклонному спуску? Эти вопросы я задала моей воспитаннице Мелании, когда ей было всего шестнадцать лет отроду, и она, не раздумывая, назвала их ложной альтернативой мужского мира. Ее ответы меня удивили. Я пригласила подруг из числа суфражисток с тем, чтобы они высказали свои мнения по поводу рассуждений моей юной воспитанницы. Когда они выслушали ее, то были поражены не менее, чем я. После этой памятной встречи Мелания за короткое время стала идеологом суфражистского движения. Ее врожденный ораторский талант потрясал умы сестер. Выступая перед ними, она говорила:
