Тринадцать лет назад…
– Кто не спрятался, я не виновата! – Алекса убрала руки от лица и обернулась.
Лес дышал жутковатой тишиной, но она чувствовала, что ее друзья притаились где-то поблизости. Она сорвалась с места, лавируя между толстыми соснами, приминая кусты и наступая на сучки. До нее донесся обрывок приглушенного смеха. Алекса навострила слух.
Она устремилась на звук, но эхо обмануло ее, и прочь прыснула лишь спугнутая белка с большим орехом. Лесная прохлада поманила Алексу дальше в чащу. Она быстро проверила место, где обычно пряталась Мэгги, но там оказался лишь ворох листьев. Алекса замедлила шаг, уже подумывая вернуться, но рядом неожиданно раздался голос:
– Все еще играешь в прятки, как маленькая?
Алекса резко обернулась и с возмущением уставилась на старшего брата своей лучшей подружки.
– Но ведь весело же! – отозвалась она.
Когда-то они с Ником были закадычными друзьями – до тех пор, пока в одно прекрасное утро он решил больше не тратить на нее своего драгоценного времени. Он перестал болтать с ней, не забегал уже, как прежде, к ней домой угоститься шоколадным печеньем, не отпускал в ее адрес неприличных шуточек. Теперь, судя по всему, его вниманием завладели более взрослые девушки, пустоголовые и грудастые. И пускай! Алекса не собиралась ходить за ним хвостиком, как бывало в детстве.
– Ну где тебе понять! Ты же с нами теперь не водишься! И что ты здесь делаешь один?
Ник поднялся с травы и подошел к ней. Ему уже исполнилось шестнадцать, и в какого же невозможного зануду он превратился! По любому поводу поднимал Алексу на смех и строил из себя Господа Бога, а все потому, что был на два года старше.
Он остановился прямо перед ней, лениво переминаясь на длинных мускулистых ногах. Его курчавые волосы совершенно удивительного цвета – то ли светло-каштанового, то ли золотистого – падали на лоб и слегка прикрывали уши. «Похожи на мои утренние хлопья „Чекс“, – подумала Алекса. – На смесь риса с пшеницей и кукурузой». Черты его худого лица были угловатыми, с резко очерченной линией рта. Алексу почему-то так и тянуло остановить на ней взгляд. Светло-карие глаза светились умом, а еще в них угадывалось страдание. Со страданием Алекса тоже была хорошо знакома. Только это и связывало их с Ником.
Ник Райан был сыном богатых родителей. Он всегда держался особняком и ни с кем особенно не водился. Алексу удивляло, как его сестра Мэгги умудряется быть такой компанейской.
– Поосторожнее надо в лесу, малышка. Так можно и заблудиться.
– Я здесь дорогу найду побыстрее тебя!
– Может, и так, – с высокомерным видом пожал плечами Ник. – Тебе бы парнем родиться.
Алекса вспыхнула. Она невольно стиснула кулаки и тряхнула хвостом:
– А тебе – девчонкой! Все знают, Красавчик, что ты ручки боишься замарать!
Прямое попадание! Ника ее выпад явно уязвил.
– Пора бы тебе стать настоящей девушкой, – отозвался он.
– Как это?
– Краситься. Прихорашиваться. Целоваться с мальчиками.
Алекса ни за что не потратила бы свои бесценные карманные деньги на помаду. Ей трудновато было выкроить деньги даже на обновку, не говоря уже о косметике и духах.
– Пакость! – воскликнула она, изображая, что ее тошнит от всего этого.
– Ты, наверное, и не целовалась-то ни с кем. – В его голосе ясно слышалась насмешка.
Почти все подружки Алексы к четырнадцати годам уже хотя бы раз целовались, в том числе и Мэгги, а у нее от одной мысли о поцелуях все внутри переворачивалось. Впрочем, она лучше умерла бы, чем призналась в этом Нику.
– Еще как целовалась!
– И с кем?
– Тебя не касается. И вообще, я пошла.
– Докажи!
Алекса так и замерла с поднятой ногой. Где-то рядом резко свистнула птица, и Алекса поняла, что приближается к неведомому рубежу. Она вздернула подбородок и с вызовом спросила:
– Что тебе доказать?
– Докажи, что умеешь целоваться.
У нее внутри что-то скользнуло вниз, сердце учащенно забилось, а ладони мигом вспотели. Она скорчила гримасу:
– С тобой?
– Так я и знал.
– Почему я должна с тобой целоваться? Я терпеть тебя не могу!
– Хорошо, забыли. Я просто хотел убедиться, что ты настоящая девушка. Но теперь вижу, что ошибся.
Его слова больно ранили Алексу. Сомнение и неуверенность разом взметнулись в ней, лишний раз подтверждая, что она не такая, как все. И почему она не может быть как Мэгги? Почему ее влекут не мальчики, а живопись, чтение, животные? Может, Ник прав и она неполноценная? Кто знает…
Ник пошел прочь.
– Подожди!
Он остановился и некоторое время стоял не оборачиваясь, словно взвешивая, уважить ли ее просьбу. Наконец он оглянулся и неохотно спросил:
– Ну что?
Алекса заставила себя подойти к нему и заглянуть ему в лицо. Ноги у нее подгибались, тело было словно чужое, а к горлу подступало что-то похожее на тошноту.
– Я умею целоваться. И я… сейчас докажу тебе.
– Отлично. Давай! – Ник вызывающе подбоченился: его всегдашняя поза, означавшая крайнюю скуку.
Призывая киношные воспоминания, Алекса подалась вперед. «Я не должна облажаться! Расслабь губы. Дыши глубже. Голову наклони набок, чтобы не столкнуться с ним носами. Боже, а вдруг я шмякну его в подбородок и пораню до крови? Нет, не надо думать об этом… Целоваться – это же пустяки!»
Проще простого. Проще простого. Проще простого….
Ее губы обдало его легким и теплым дыханием. Алекса запрокинула голову и замерла. И тогда его губы приникли к ее губам.
Алекса даже не заметила сближения: в ней неожиданно взорвалась целая гамма ощущений. Прикосновение его пальцев к ее плечам. Мягкое нажатие его рта. Душистый лесной запах, смешанный с дразнящим ароматом одеколона.
За эти несколько мгновений Ник преподнес ей редкостный дар. Сердце Алексы распахнулось, и по всему телу разлилось необъяснимое тепло. Ее первый настоящий поцелуй! Сколько она его опасалась, как боялась этого испытания, как переживала, что возненавидит и мальчишек, и поцелуи и навек останется ненормальной! Теперь Алекса поняла, что она уже взрослая девушка. В этом больше не могло быть сомнений.
Ник медленно отстранился. Алекса нехотя разомкнула веки. Их взгляды встретились, и надолго. Ее чувства клокотали и кипели, переплескиваясь через край, – точь-в-точь как в парке «Большое приключение»[1], когда она устремлялась вниз на бревне. Она замирала от страха и восторга. С бьющимся сердцем Алекса искала отклик в его глазах.
На лице Ника появилось странное выражение. Он смотрел на нее так, словно впервые увидел. На краткий миг в его золотисто-карих глазах промелькнуло глубоко потаенное, невидимое другим переживание – отблеск ранимости. Его губы неуверенно изогнулись в улыбке.
Алекса, ликуя про себя, тоже улыбнулась. Она знала, что Ника теперь можно не дичиться: он больше не будет высмеивать ее. Он наконец-то обратил на нее внимание! Все враз изменилось. И до поры усердно подавляемые, старательно гонимые фантазии вдруг сами собой сорвались с языка слишком поспешными, необдуманными словами:
