Солнечным майским утром они въехали в Липхук, своим виноватым видом напоминая, скорее, скрывающихся от веревки висельников, чем мирных странников. Один из них был низеньким и костлявым, с вечно голодным выражением лица, другой был выше и значительно толще своего спутника, но казался обрюзгшим и производил впечатление слабохарактерного человека; одежда обоих выглядела затасканной и потрепанной, хотя в ней они пытались подражать лучшим мира сего.
Они остановились на пыльном, выбитом копытами каменистом пятачке перед гостиницей «Хромая собака»; дородный Натаниэль, не слезая с лошади, потребовал пару кружек эля, а худощавый Джейк, получивший некоторые начатки образования и при всяком удобном случае любивший щегольнуть этим, занялся изучением прибитого к столбу объявления, озаглавленного привлекающей внимание фразой «Сто гиней вознаграждения». Оно начиналось с напечатанных жирным шрифтом слов «Принимая во внимание…» и заканчивалось «Боже, спаси короля», а в середине состоявшего из примерно двадцати строчек текста выделялось имя «Том Эванс». В нем не обещалось ничего хорошего негодяю, который под псевдонимом «капитан Эванс» в течение нескольких месяцев терроризировал Плимутскую дорогу. Однако услышав об этом, Джейк ощутил укол ревности, – трудно было не испытывать зависть к более удачливому собрату по ремеслу, поднявшемуся до недостижимых высот славы. Джейк понимал, что пройдет немало лет прежде чем правосудие решит оценить его нечесаную и давно немытую голову в сотню гиней.
Натаниэль и Джейк были мелкими лондонскими карманниками, прежде никогда не помышлявшими о более крупных делах и глубоко сожалевшими о том, что им пришлось поменять сферу деятельности и заняться опасным и не особенно прибыльным для них грабежом. Вчера вечером, пытаясь копировать манеру капитана Эванса, они рискнули остановить лондонскую почтовую карету, однако, устрашенные бомбардой стражника, поспешно ретировались восвояси. И не будь стражник сам перепуган настолько, что не сумел унять дрожь в руках, навряд ли им удалось бы убраться целыми и невредимыми. И вот теперь Джейк на гнусавом лондонском кокни монотонно излагал неграмотному компаньону содержание объявления. Прибытие эля заставило его прервать это занятие. А расплатившись за выпивку и обнаружив, что у них осталось всего четыре пенса на двоих – сумма, недостаточная даже для скромного ужина – у него и вовсе пропала всякая охота продолжать чтение. В удрученном молчании они продолжили свой путь, и их настроение было таково, что за ломаный шестипенсовик они перегрызли бы друг другу глотки.
Миновав Липхук, они вскоре свернули с большака на проселочную дорогу, густо заросшую по обочинам кустами боярышника, и не спеша поехали по ней, лелея в душе надежду наткнуться на одинокого путника, лучше всего – на представительницу слабого пола. После очередного поворота удача, как будто, улыбнулась им: впереди показалась фигура всадника, ехавшего им навстречу верхом на крупной чалой кобыле с белой звездочкой на лбу. Низко надвинутая на лоб треуголка, брошенные поводья, небрежно зажатый под мышкой хлыст: все это говорило, что путник – худощавый джентльмен, одетый, словно священник, во все черное – основательно углубился в чтение книги, которую держал в руке.
Словно сговорившись, Джейк и Натаниэль одновременно натянули поводья, остановились и посмотрели друг на друга. Джейк многозначительно подмигнул, Натаниэль кивнул в ответ и плотоядно облизнулся. Затем, как по команде, они отъехали чуть назад, так чтобы густые кусты скрывали их от предполагаемой жертвы, и стали ждать. Джейк, исполнявший обязанности канонира экспедиции, достал из кармана пистолет – единственное имевшееся у них оружие – проверил затравку, дунул в дуло и для пущего блеска потер его о рукав своего заношенного камзола.
– Не двигаться! – подняв пистолет, громко крикнул Джейк, когда ничего не подозревавший всадник появился из-за кустов.
Тот оторвался от книги и, сразу поняв, что от него требуется, немедленно остановился. Его проницательные глаза обежали неряшливые фигуры Джейка и Натаниэля, но к их глубокому разочарованию, на его по-волчьи хищном лице не отразилось ни тени испуга. Несмотря на строгий костюм, в нем чувствовалось что-то вульгарное, какая-то странная смесь придворного и лакея, и это тоже обескураживающе действовало на лондонцев. Он не спеша убрал книгу в карман, переложил хлыст в правую руку и с явным презрением произнес:
– Это как называется, щенки?
Джейк еще на пару дюймов поднял пистолет, словно демонстрируя этим серьезность своих намерений.
– Вот так, – отозвался он. – Давайте ваш кошелек, сэр. И побыстрее!
– Ну и наглость! – откровенно удивился путник. – Не хватало еще, чтобы какие-то жалкие дворняжки браконьерничали в моем заповеднике.
Все дальнейшее произошло буквально в одно мгновение. С быстротой молнии его хлыст мелькнул в воздухе и своим тяжелым концом, в который, несомненно, были зашиты полоски свинца, словно змея обвился вокруг державшей пистолет руки Джейка. Скорчившись от боли, Джейк выронил оружие и схватился за свое запястье. Натаниэль, заметив, что в левой руке джентльмена в черном появился пистолет, натянул поводья, собираясь задать деру, но повелительный голос остановил его:
– Ни с места, свинья! Или моя пуля превратит тебя в бекон.
Оказавшись хозяином положения, путешественник с нескрываемой иронией уставился на них, прекрасно понимая, с кем ему довелось повстречаться.
– Клянусь, никогда в жизни не видел более захудалой парочки бандитов с большой дороги, – захихикал он. – Не в добрый час выползли вы из своих крысиных нор, джентльмены. А ну-ка, выворачивайте карманы, ловцы кроликов, и дайте взглянуть на вашу добычу. Да пошевеливайтесь! Вы что, оглохли?
Они с готовностью повиновались, и джентльмен в черном только поморщился, увидев несколько медяков в грязной ладони Натаниэля.
– И давно вы промышляете в моих владениях? – спросил он и, не получив ответа, добавил: – Смелее, вы, жуки-навозники. Я ведь не шериф. Я – капитан Эванс, о котором вы, наверное, слышали.
Джейк, впрочем, уже успел догадаться об этом, и немедленно принялся восхвалять его подвиги, надеясь подольститься к нему. Сыщики с Боу-стрит повисли у них на хвосте, пожаловался он затем на собственные неудачи; им пришлось покинуть Лондон и искать спасения в провинции, а заодно поменять привычный образ действий. Однако до сих пор им чертовски не везло. Два дня назад они ограбили священника, но в его тощем кошельке оказалось всего три шиллинга, из которых они не потратили лишь те четыре пенса, что были у Натаниэля. В заключение он признался, что оба они страшно проголодались, и, таким образом, дело, начавшееся с грозного «жизнь или кошелек», закончилось униженным выклянчиванием милостыни.
