Сонное море накатывало с шумным шуршанием, следуя вечному внутреннему ритму. Вдо-ох… Выдох… Вдо-ох…
Сделав несколько шагов и мгновенно увязнув каблуками в песке, Элен скинула злополучные чужие туфли, и, блаженно ощутив прикосновение теплых песчинок, пошла навстречу морю-великану, подобрав подол длинного платья. Волна ласково лизнула пятки. Элен остановилась, вглядываясь в бездонную слюдяную даль, будто надеясь разглядеть далекий берег…
Ночной клуб за спиной глухо гремел канонадами. Звуки доносились, словно из преисподней, а здесь на пляже безмятежно горели длинноногие факелы. Один, заброшенный ввысь рукой неизвестного уличного жонглера, повис над морем, зацепившись за гвоздик звезды. Зыбкая факельная дорожка сквозь вязкую, почти осязаемую прозрачность манила в иной, запредельный мир. Хотелось побежать по ней, выбиться из сил, оказаться на том берегу в белом доме с оранжевой крышей и изумрудной лужайкой…
Элен побрела вдоль берега. На душе было пусто и горько.
Огромная волна – очевидно, девятая по счету – накатила неожиданно. Вырвав из рук легкие туфельки, потащила в глубину. Элен кинулась их спасать, поймала правую и уже не увидела левой. Долго барахталась, выглядывая в темноте туфлю-лодочку, безвозвратно присвоенную алчным морем. Платье мгновенно промокло насквозь. Представив себя со стороны, Элен невесело усмехнулась: тоже мне – вышла из пены морской Афродита!
Однако пора было возвращаться. Путаясь в мокром подоле, она обогнула здание клуба и вдруг оказалась у незнакомого входа. Надеясь проскользнуть незамеченной, толкнула стеклянную дверь.
Дорогу преградил внушительных размеров охранник с аккуратно стриженым ершиком английского газона на голове.
– Mademoiselle, vos papiers d'identité, s'il vous plaît[1].
Элен растерялась – какие документы у Афродиты? Намереваясь исчезнуть без объяснений, попятилась, внезапно ощутила спиной некую преграду. Испуганно отпрянула, обернулась.
Перед ней внимательно разглядывая её мокрую и босую с одинокой туфлей в руке и уныло сползающими по плечам змейками волос, стоял папаша известного российского кутюрье Вани Брийан. Близко посаженные острые глаза, упрямый лоб, широкие монгольские скулы, тонкий, почти просвечивающий нос-клюв… Птица-ворон, да и только! Его непроницаемое, словно из воска вылепленное лицо можно было назвать некрасивым, если бы оно не было столь волевым и властным. Во всем облике этого человека чувствовалась скрытая завораживающая сила.
– This is my guest, – сообщил он охраннику, и вдруг, крепко ухватив Элен за локоть, потащил вверх по лестнице.
От неожиданности она даже не подумала сопротивляться. В конце концов, разве не хотела она попасть в здание еще минуту назад?
– Do you speak English? – ступая по мягкой ковровой дорожке, спросил он.
– Just a little, – едва поспевая, ответила Элен. – I speak better French.
– Too bad. I don't, – нахмурился он, и, наконец, выпустил её локоть из цепких пальцев.
– Тогда, может, по-русски? – потирая локоть, не очень неуверенно предложила она.
Он кинул быстрый взгляд через плечо:
– Откуда Вы, Наяда?
– Афродита, – машинально поправила Элен. – Из моря, вестимо.
– Где же Ваш Посейдон? – он откровенно насмешничал.
– На том берегу, – не соврала она.
– Вы здесь одна?
Элен насторожилась: к чему этот вопрос?
– Нет, разумеется.
Он, видимо, почувствовал её напряжение, больше ни о чем не спрашивал.
Влажная духота улицы сменилась внутренней прохладой. Повсюду бесшумно работали мощные кондиционеры.
Шли по бесконечному бордовому ковру просторного коридора, преодолевая анфиладу услужливо разъезжающихся дверей. Светлые стены, неяркое освещение, картины в глубоких рамах, широкобедрые напольные вазы… Неброская роскошь. Элен успела замерзнуть. Папаша-ворон то и дело оборачивался, но смотрел сквозь неё, вглубь коридора. Он был явно встревожен.
Перед тяжелой дверью красного дерева, наконец, остановились. Убедившись, что в коридоре кроме них никого нет, он повернул в замке ключ.
– Думаю, Вам стоит переодеться, – скорее распорядился, чем предложил он. – Подберите себе что-нибудь, не то простудитесь среди жаркого лета.
Окинув её откровенным взглядом, добавил:
– Полагаю, с размером проблем не возникнет.
Дверь бесшумно затворилась. Элен осталась одна в просторной, ярко освещенной комнате, похожей на театральный гардероб. Рассеянно огляделась и вдруг почувствовала, как кровь ударила в виски: вокруг на специальных мобильных стойках аккуратными рядами висели многочисленные модели коллекции Вани Бриан.
Не медля ни секунды, она кинулась судорожно перебирать наряды. Платья, юбки, жакеты, блузы… Тщетно. Того, что она искала, не было.
Элен на секунду зажмурилась, переводя дыхание, стараясь взять себя в руки. Нужно было успокоиться и внимательно без суеты еще раз просмотреть каждую модель.
Следующие двадцать минут она скрупулезно изучала шовчики и строчки, выворачивая вещи наизнанку, пристально разглядывая мелкие детали. Но разве же по шовчикам и строчкам можно определить автора швейного шедевра?! Платье – не картина и не памятник архитектуры.
Техническая сторона работы была выполнена безукоризненно, над коллекцией явно трудились великолепные портные.
Неброский жилет с яркой вышивкой неожиданно привлек внимание. Что-то в этой вышивке настораживало, цепляло глаз. Элен сняла жилет с плечиков, зачем-то понюхала, погладила нежную шелковую подкладку. Жилет выскользнул из рук, упал на пол. На цветной вышивке в абстрактном этническом рисунке переплелись непривычно вытянутые, но абсолютно узнаваемые буквы «O» и «G» – «Orlando Grisman» – официальный бренд, запатентованный Орландо ещё в самом начале карьеры, и с тех пор бережно пестовавшийся PR-службой его модельного дома. Именно эту «визитную карточку» стилиста так настойчиво искала Элен. Обычно этот торговый знак пришивался на подкладку под воротничком. Здесь же он был спрятан, искусно закамуфлирован.
Снова перебрав модели и проявив внезапно открывшиеся дедуктивные способности, она быстро нашла знакомые буквы, мастерски скрытые складками, поясами, воланами и воротничками, вышитые на манжетах с внутренней стороны, выбитые на пуговицах. Орландо ухитрился оставить «черные метки» – неоспоримые улики – на всех без исключения экземплярах коллекции господина Бриан.
Стоя посреди этого блестящего великолепия, Элен с силой терла виски, ничего не понимая, пытаясь найти хоть какое-то объяснение своему неожиданному открытию, дать логическое объяснение происходящему.
В дверь постучали. Она вздрогнула.
– Une minute, s'il vous plaît.
Молниеносно стянув непослушное мокрое платье, схватила с вешалки первые попавшиеся брюки и воздушную блузку из яркой тафты. Одним движением собрала на затылке влажные волосы, огляделась в поисках заколки, подобрала с полу остро отточенный карандаш, воткнула в шиньон и, наконец, распахнула дверь.