Джейк Мейерс проснулся, как от удара. В носу еще чувствовался запах крови и гари, взгляд стремился различить в сумраке силуэты врагов, которых он так ясно видел секунду назад.
Джейк сбросил с себя мокрое от пота одеяло и стал слушать свое сердце, бешено колотившееся о ребра. Он постарался дышать ровно, как его учили в госпитале. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Пока звук спокойного дыхания не заглушит крики и стоны…
Черт! Он жил без ночных кошмаров три с половиной недели. Надеялся – они уже позади. Как бы не так!
Не обращая внимания на пробивающийся сквозь ставни пурпур рассвета, он посмотрел на часы на ночном столике. Пятнадцать минут шестого. Хорошо. По крайней мере, на сей раз это произошло ранним утром.
Бедро ныло. Боль всегда усиливалась после ночных кошмаров. Если бы ему пришло в голову искать причину, он наверняка нашел бы какой-то психосоматический аспект, но причина его не интересовала. Боль есть боль.
Джейк потянулся за пузырьком с болеутоляющим и уронил фотографию, стоявшую около настольной лампы. Он бережно поднял ее и поставил на место. Сумрак не позволял различать лица, но Джейк их видел и без света. Все вместе и каждое в отдельности – они навсегда врезались в его мозг, в его память…
Он побрел на кухню. Там с вечера оставалось еще полкофейника кофе. Слишком утомленный ночным кошмаром, чтобы варить свежий кофе, Джейк налил его в чашку и, пока напиток грелся в микроволновке, смотрел в окно.
Снаружи был остров, серый и молчаливый в полусвете раннего утра, если не считать крика одинокой чайки, кидавшейся за добычей в море. И его мыслей, конечно. Его мысли никогда не молчали.
Микроволновка пискнула. Джейк взял чашку и вышел на заднее крыльцо. Роса падала с окружавших его двор сосен. Их зеленые иглы блестели. Из-под корней высунулась мордочка бурундучка.
Джейк подумал, уже не в первый раз, – его чистилище не должно быть таким спокойным.
«В моем случае, – решил Джейк, – утро расточает свое великолепие перед мертвецом».
«Дайте себе время, – так говорили врачи в военном госпитале. – Есть раны, которые заживают не сразу…»
«Они ошибались, – подумал Джейк, поднося к губам чашку с кофе. – Некоторые раны не заживают никогда».
* * *
– В этом твоем убежище есть доступ в Интернет?
Зои закатила глаза, скрытые за стеклами очков в голубой оправе.
– Ношатукет лежит у берегов Массачусетса, Кэролайн, а не на краю света.
– А мог бы быть и там, раз его нет на карте. Неужели ты не могла удалиться на какой-нибудь остров покрупнее, как Нантакет, например?
– На Нантакете у моих родителей не было дома. Кроме того, разве такое убежище не должно быть уединенным? – Судя по дошедшему до Зои из трубки глубокому вздоху, ее помощница не была в этом уверена. Зои слушала вполуха и одновременно смотрела по сторонам. Конечно, хорошо, что Кэролайн позвонила. Но момент сейчас не самый подходящий. – Если тебя беспокоит, смогу ли я вовремя предоставлять материал для моей колонки, то у меня тут есть все, что нужно для работы.
– Надеюсь. Что будут делать читатели «Спросите Зои» без мудрых ответов своей любимой советчицы?
– Скорее уж, нечестных ответов, – пробурчала Зои. – Не беспокойся. Они получат свои ответы вовремя.
«Бедные доверчивые гусыни…» – подумала она.
Краем глаза Зои увидела серебристую молнию и быстро оглянулась, следя за траекторией полета ласточки.
Объект ее внимания наконец приземлился. А телефон подождет.
– Очень жаль прерывать разговор с тобой, но мне надо срочно кое-что сделать. Я как раз этим занималась, когда ты позвонила.
– Ну хорошо, – ответила Кэролайн и опять театрально вздохнула. – Я понимаю намек, когда его слышу. Но обещай мне – сидя на этом острове, ты не выплачешь слезы до дна. Этот мерзавец того не стоит.
– Не выплачу.
В этом вопросе они были единодушны. Мысль о Поле в последнее время вызывала в Зои разные чувства, но слез она не проливала. Больше не проливала, по крайней мере.
Дав еще несколько обещаний, включая клятву не превращаться в отшельницу, Зои попрощалась и отключила телефон.
– Ну, птичка, теперь твоя очередь.
Ласточка, ее тревога на протяжении последних тридцати минут, не мигая, смотрела на нее с планки над балконной дверью. Пока Зои говорила по телефону, птичка летала по комнате, совершенно игнорируя открытый ей путь к спасению. И вот теперь у Зои появился шанс спасти птицу.
– Я, честное слово, не понимаю, почему ты такая упрямая. – Она сняла широкий шарф, который придерживал ее густые темные волосы. И тут же что-то черное задело ее, и очки оказались на самом кончике носа. Зои не обратила на это внимания и сделала шаг вперед, стараясь двигаться не слишком резко. – Смотри, дверь открыта. Тебе надо только вылететь наружу, и ты свободна. – Зои хотела помахать шарфом, вспугнуть птицу и заставить ее вылететь в балконную дверь, но ласточка поднялась под потолок, пролетела по комнате и оказалась в каминной трубе. Зои закатила глаза:
– Ты просто меня дразнишь!
Когда она решила спрятаться на этом острове на все лето, ей казалось – жить в родительском доме здорово, даже романтично. Разве для залечивания разбитого сердца существует лучшее место, чем одинокий коттедж у моря? Ее воображению представлялись долгие задумчивые прогулки по берегу, ночи у костра… А вместо этого Зои обнаружила кое-что неприятное – ее мать, с тех пор как снова вышла замуж, совершенно не занималась домом. Там, где во времена школьных каникул Зои был ее рай, теперь царило полное запустение. Мебель покрыта толстым слоем пыли, окна грязные… И ласточка, кажется, только и ждала, когда кто-нибудь откроет одно из этих окон, чтобы залететь внутрь.
Зои поправила очки на переносице и стала на колени у камина.
– Не то чтобы мне не нравилось твое общество, – сказала она, глядя вверх, – но мы с Рейнальдо не планировали жить в одном доме с птицей, а ты, вероятно, не собиралась жить с нами. Так что как ты относишься к тому, чтобы вылететь в дверь, которую я тебе открыла? – В ответ послышались удары крыльями о каминную трубу. – Ну что ж, раз ты не хочешь внять голосу разума…
Зои перешла к плану Б: взяла кочергу и постучала ею по камину. Громкий шум должен был решить дело. Но крылья только забились сильнее. Потом раздался какой-то треск, и на Зои посыпались перья и сажа.
Сажа покрыла ее с ног до головы, прилипла к потной коже, как железные опилки к магниту. Во рту чувствовался вкус пепла. Она закашлялась и отступила в поисках свежего воздуха. А из трубы по-прежнему слышался шорох.
