Коля – крановщик, 30 лет
Лещенко – майор воспитательного отдела исправительной колонии, 45 лет
Кулаков – заместитель начальника колонии по хозяйственным вопросам, 45 лет
Скворцов – зэк, вахтер на въезде на хозяйственный двор колонии, 30 лет
Феликс – бригадир отряда хозяйственного обеспечения колонии, 22 года
Сатановский – зэк, «блатной», 50 лет
Женек – зэк, разнорабочий, 30 лет
Иваныч – завхоз исправительной колонии, служащий, 45 лет
Юлиана – сотрудница колонии с малозначительными функциями вахтера, 19 лет
Отец Юлианы – высокопоставленный сотрудник колонии, 50 лет
Подруга Юлианы – светская львица, наркоманка, 20 лет
Начальник колонии – служака, 47 лет
«Михалков» – зэк с голосом, очень напоминающим голос Никиты Михалкова, 22 года
Курендюк – зэк, водитель «Газели», 45 лет
Илья Орлов – бывший зэк, мажор, лицо с криминальными наклонностями, любовник Юлианы, 20 лет
Моня Шкнявый – зэк, служащий в столовой, 50 лет
Надя – зэчка, повариха в колонии, 27 лет
Данилов – зэк, разнорабочий, 27 лет
Печеркин – зэк, «мальчик на побегушках», 21 год
Читатель – зэк, друг Сатановского, «блатной», 41 год
Серега – зэк, повар, 19 лет
Санек – зэк, повар, 19 лет
Игнатов – зэк, каптер, 23 года
Почтовый (Почтальон) – зэк, пищенос и дворник, стукач, вечно сующий всюду нос, 25 лет
Дневальный, он же Лунтик —зэк «на тумбочке», 25 лет
Стасян – зэк, главный пищенос, 25 лет
Сычев – освободившийся зэк, асоциальный элемент, 30 лет
Влад – зэк, пищенос, 20 лет
Витек – зэк, пищенос, 20 лет
Вован – зэк, помощник продавца в тюремном магазине, 20 лет
Алексей Сергеевич – оперативник в тюрьме, 35 лет
Сотрудник полиции
Зэки
Сотрудники изолятора
Массовка
На сцене – старый, замусоренный, обитый линолеумом подоконник. На нем – кнопка наподобие дверного звонка, от частых нажатий треснувшая пополам. Окошко. За окном виден шлагбаум – некая огороженная от посторонних территория. Сумрачный день в конце осени или начале зимы. Двое зэков возле подоконника, Михалков и Скворцов.
Михалков Не клюет, бля. Мы вот тоже раз с братом Андроном на рыбалку пошли. Он мне: «Не клюет». И правда не клюет. А рядом, смотрю, сидят двое – одну за одной тягают. Только, значит, засобирались, я подхожу, говорю: «А ну-ка, отсчитали по 9 рыбок». Вперед давать не хотели, я одному щелкнул слегонца, гляжу – отсчитывает. Второму говорю: «А ты чего стоишь, тож давай 9 рыбок». Вот, говорю, братан, и порыбачили мы с тобой. Гыы.
В это время к шлагбауму подъезжает автокран. Шлагбаум не поднимается, крановщик сигналит, прося пропустить его.
Михалков: А что это за хуй?
Скворцов: А, вспомнил, это кран, Кулаков велел запустить.
Палец Скворцова жмет на кнопку, шлагбаум поднимается, кран подъезжает к окну, оттуда высовывается крановщик – веселый молодой парень лет 25—30, – говорит, обращаясь в открытое окно.
Крановщик: Кран заказывали? Меня Коля зовут.
Скворцов: Да мне по боку как тебя зовут, лишь бы не вертолет. Стой, жди, сейчас зампотыл выйдет.
Недоуменный крановщик возвращается в кабину.
Михалков: А почему не вертолет?
Скворцов: Не выясняй, в тюрьме сидишь.
Михалков: Не пойму.
Скворцов: Скажи – поймешь.
Михалков: Ну вертолет.
Скворцов: Ну садись на хуй – пропеллером будешь.
Общий смех. В этот момент в зеркале заднего вида, закрепленном с наружной стороны окна, появляется большая одутловатая фигура в синем камуфляже.
Михалков: О, идет, толстожопый.
На сцене появляется заставленная машинами авеню – длинная узкая улица, ведущая от только что виденного шлагбаума к уродливому и старому, выкрашенному в причудливо – желтый цвет административному зданию. По ней пьяной, шатающейся походкой идет толстый, одетый в синюю камуфляжную форму Кулаков, бормоча себе под нос:
Кулаков: Блядь, как всегда на самом интересном месте. И деньги, как назло, кончились. Надо на хоздворе посмотреть – может продам чего… Совсем охуели… Еще и руки в карман засунул! Я за них возьмус…
Время от времени она залезает то в один, то в другой нагрудный карман, попеременно доставая оттуда сотовые телефоны и бросая в трубку: «Перезвони». Отключившись, добавляет: «Задолбали, бля».
Крановщик: Здравствуйте. Кран заказывали? Меня Коля зовут.
Кулаков (долго молча всматриваясь в лицо собеседника с оттенком подозрительности): Ладно, что не вертолет. Меня зовут Федор Кузьмич. Мы тут гараж строим…
Перед глазами зрителя открываются широкие ворота, за которыми вид напоминает поле боя – руины, свалка стройматериалов и бытового мусора, по которому роятся, словно муравьи, люди – все в обносках и жилетах оранжевого цвета. Многие курят. Двое заняты делом – один ходит за другим, то и дело раздавая команды типа «бери», «неси» и т. п. Второй выполнять их не спешит, грязно ругаясь на своего советчика. Все смотрят на Кулакова и Колю дикими взглядами, словно нелюдимы.
Кулаков: И вот, значит, блоки надо покидать. Хотел вручную заставить, а они, курвецы, не везут нихера… Баланду не жрут, зажрались, черти. Ух! (грозит кулаком в воздухе). Ну, в общем, ты меня понял.
Коля: Вроде да. А где блоки-то?
Кулаков (рассматривая что-то под ногами): После обеда привезут.
Коля: Ясно. А до обеда что делать?
Кулаков: Кури пока. У тебя же почасовая оплата (продолжая ковыряться под ногами). Это что за хуйня? (кричит, показывает на мотки железной проволоки под ногами, обращаясь к человеку на КПП) Скворцов! Совсем охуели! Я за вас возьмус!
Кулаков начинает орать и топать ногами, но его успокаивает непонятно откуда взявшийся человек мрачного вида с усами, приговаривая:
Усатый: Федор Кузьмич, да пошли они. Айда, лучше накатишь.
Уводит Кулакова вглубь свалки. Кулаков с усатым проходят мимо свалки и оказываются в маленьком прокуренном помещении, в котором мы видим стол, пару стульев, старый, изъеденный молью диван и не менее старый телевизор. Кулаков падает на стул. На столе стоит бутылка водки и стакан. Кулаков, облизываясь и глотая слюну, смотрит на натюрморт. Усатый довольно улыбается.
Коля вновь подходит к окну, за которым сидит Скворцов.
Коля: А кто это?
Скворцов: Наш зам по тылу, подполковник Кулаков.
Коля: Хм… А тут, что, раньше гараж был?
Скворцов: Был. На днях сломали.
Коля: А блоки оттуда куда дели?
Скворцов: Одному барыге по дешевке продали.
Коля (удивленно): Зачем?
Скворцов: Чтоб новые купить да тебе заплатить. А вообще – не выясняй.
