Лида с наслаждением откинулась на мягкое сиденье машины и, прикрыв глаза, слушала в наушниках музыку. Она была счастлива. Наконец-то подошла к концу учёба в восьмом классе и начались летние каникулы. Лида с трудом дождалась завершения школьной практики, ежедневно жалуясь папе на вредную директрису, которая своими дополнительными занятиями украла у детей целых две недели законного отдыха. Девочка повернула голову и посмотрела на папу. Тот, как обычно целиком поглощённый своими мыслями, внимательно следил за дорогой. Почувствовав на себе взгляд дочери, он повернулся к ней и, хитро сощурив глаза, произнёс:
– Лидка-а-а! Кани-и-икулы!
– Да-а-а! – задумчиво протянула та в ответ.
Серое шоссе уходило за горизонт и растворялось в прозрачной дымке где-то далеко впереди на фоне тёмной полоски леса. Вскоре лес оказался совсем рядом, и уже отчетливо виднелись острые серо-зелёные верхушки высоких елей. Папа свернул с трассы на извилистую гравийную дорогу, сбросил скорость и открыл окна. Салон автомобиля мгновенно заполнил терпкий запах еловых шишек, лесной земляники и летнего разнотравья. В солнечных лучиках, с трудом пробивавшихся сквозь густые кроны деревьев, сверкали и переливались тяжёлые капли росы. От утреннего леса веяло приятной прохладой, и Лида, выключив музыку, вслушивалась в весёлое щебетание птиц. Они ехали на дачу. Лида так её называла. Хотя на самом деле это была вовсе не дача, а самый настоящий хутор. Папа случайно наткнулся на него в позапрошлом году, когда в жуткую грозу умудрился заблудиться в лесу во время охоты. Возвратившись поздно вечером домой, промокший до нитки и весь покрытый с головы до ног закорелыми кляксами коричневой грязи, он разбудил дочь. После долго и с воодушевлением описывал ей «нереальной красоты» хутор со старым деревенским домом, одиноко ютившимся на опушке соснового бора прямо на берегу речки, в котором он вынужденно пережидал непогоду. Показывал на экране телефона фотографии, на которых ничего толком не было видно. Сплошная пелена дождя и чёрный лес. Какой-то унылый амбар с пустыми глазницами окон, весь заросший высоченной по пояс травой. Разве что фильмы ужасов в нём снимать. Да и речка как речка, даже больше на ручей похожа. Спросонья дочь не проявила ожидаемого энтузиазма по поводу папиной находки, искренне не понимая, чем тот так восхищался.
– Далековато, – зевнула она. Потом добавила: «Какая-то халупа».
Увидев, как тот расстроился, и чтобы не огорчать его ещё больше, она уже другим тоном ободряюще сказала:
– А так вроде норм. А интернет там есть?
Продолжая наблюдать отчаяние в глазах папы, она обняла его и достала из его спутанных мокрых волос жёлтый листок и несколько покрытых паутиной веточек. Затем уже совсем примирительно произнесла:
– Давай завтра утром посмотрим. Сейчас очень спать хочется.
Только папа никогда так просто не сдавался. Уговорил-таки через две недели дочь поехать и посмотреть на хутор. И, о чудо! Стоило им только выйти из машины и прогуляться вдоль опушки, как девочка сразу же влюбилась в это место. На обратной дороге они уже взахлёб спорили, перебивая друг друга, как изменится дом после ремонта и какая комната будет у Лиды. Планировали, где лучше выложить настоящую русскую печь, чтобы готовить в ней пироги и сушить грибы. И чтобы лежанка была побольше. А ещё стоит построить летнюю террасу с видом на речку и по утрам пить там чай. Лида в шутку корила папу за то, что тот так долго не мог её сюда привезти. И что ехать на самом деле не так далеко – всего-то сорок минут от Минска. Просто папа не умеет толком делать фотографии. Да ещё и погода в тот день была пасмурная и дождливая. А сегодня светит солнышко и воздух такой тёплый. А речка какая красивая. И вода в ней такая прозрачная и чистая, что так и тянет зачерпнуть полные ладони и напиться вдоволь. А дом! Он такой большой. И брёвна такие толстые. А пахнет в нём как! Папа только хитро щурился и весь сиял. Лида улыбалась ему в ответ, прижимая к груди ведёрко с ароматными лисичками, которые всего за несколько минут собрала прямо на опушке. Так у них появился хутор.
Последующие полтора года папа практически каждую неделю наведывался на хутор, разрываясь между работой и стройкой. Зачастую он возвращался домой, когда дочка уже спала. Лида поначалу даже пожалела, что они ввязались в эту затею. Ведь в последнее время им удавалось увидеться только рано утром за завтраком, да и то не каждый день. Папа был целиком поглощён ремонтом и всё чаще оставался там ночевать, если позволяла работа. По выходным он брал на стройку и Лиду. Иногда они вместе косили траву, жгли сухие ветки в саду, собирали в ящики опавшие яблоки. Когда появлялось настроение, ходили на соседнюю конюшню в старое панское имение, которое называлось так же, как и протекающая рядом с их домом речка, – «Сула». Там Лида пристрастилась к занятиям верховой ездой. Но по большей части они просто наслаждались природой, ходили за грибами, готовили на костре еду. А ещё они мечтали, каким красивым и уютным станет дом после ремонта. Эти поездки прибавляли обоим силы и терпения, чтобы дождаться окончания стройки. И дом вышел на славу. Про него даже статью в интернете написали, мол, какую красоту можно сотворить из старой развалюхи. Любимым местом в доме у них был огромный камин прямо посреди просторной гостиной. Камин сделали настолько большим, что папа забрасывал туда толстые поленья целиком. И те, с громким треском разгораясь, обдавали жаром всю комнату. Высоченная кирпичная труба при этом так натужно гудела, что Лиде даже становилось не по себе. А вдруг эта самая непонятная тяга, которую так нахваливал папе дед-печник, с гордостью сдавая свою работу, и её затянет в камин?
С камином вообще целая история вышла. Папа несколько месяцев ходил поникший, что никто из печников не желал за такую работу браться. Русскую печку – пожалуйста. Грубку с лежаком – только дай. А камин… «Нахалера он вам?» – лишь повторяли печники, словно сговорившись. Всё твердили, что камином только небо натопить получится, а уж никак не дом. Как оказалось, никто уже давно камины не делает, да и толком не умеет. Там свои правила кладки. Наконец один сдался. Совсем старик, маленький и щупленький. Росточком и фигурой ну прямо как мальчик. Он с сыном из глухого Полесья на заработки приехал. Упёрся, правда, чтобы папа чертежи достал. По чертежам, сказал, сделает. Да и не он вовсе это сказал, а сын его так перевёл. Дед-печник говорил на таком чудном языке, что даже папа его не всегда понять мог. Слушает, слушает, а потом как засмеётся и к молодому поворачивается, мол, давай переводи. Удивлённой Лиде папа растолковал, что это старые полешуки и мова у них своя, особая. А про смысл многих слов и так догадаться можно. Например, свод печи они «поднебеннем» называли. Красиво звучит. Значит, как бы в небо упирается. Сразу сложновато было общаться, но со временем привыкли. Как пришёл срок камин испытывать, то заметно было, что старик волновался. Но стоило только первым щепкам разгореться, как густой сизый дым плотной струйкой потянуло в трубу. «Будет тяга!» – радостно усмехнулся старик.