Это было классе в седьмом или около того. Мы с несколькими товарищами остались после уроков дежурными по классу. В наши обязанности входило расставить стулья на парты, выровнять сами парты и вымыть пол. Ещё доску протереть, конечно.
Наш кабинет находился на втором этаже школы, в самом углу. Как сейчас помню, кабинет №27 – «Русский язык и литература». Для того, чтобы набрать и вылить воду, необходимо было пройти через всю школу и спуститься на первый этаж в мужской туалет. Идти минут пять, но с полным ведром воды эта задача совсем не радовала наши 13-летние организмы.
Набирать-то мы, конечно, набирали, куда деваться, а вот тащиться выливать грязную после помывки полов воду никому не хотелось. Поэтому был придуман очень тупой, но казавшийся нам гениальным план. Мы просто открывали окно и выливали воду из ведра на улицу, где под окнами росли большие березы.
Делалось это неоднократно, так что даже обсуждений никаких не было. Деревьям же хорошо, полив. А что стены школы забрызгиваем и мелкий мусор туда же с водой попадает – это детали, о которых мы не думали.
Разумеется, прежде, чем сделать своё мокрое дело, мы оглядывали окрестности, чтобы на улице не было никого из преподавательского состава. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Именно в тот день, аккурат в это время из школы выходила наша монументальная классная руководительница Лидия Трофимовна. Мы об этом узнали, когда она вихрем влетела в наш кабинет и начала на нас орать, попутно задавая каверзные вопросы. Мы вяло пытались оправдаться, тогда она выстроила нас в ряд и стала поочередно спрашивать, кто это всё придумал и реализовал. Любимая учительская забава, все проходили.
В общем, воду в этот раз выливал даже не я. Но когда допрос дошел до меня, то я начал неловко пытаться выгородить товарища. Получалось плохо. Учительница сказала, что врать я не умею, на лице у меня всё написано, и пытаться даже не надо.
Эти слова я запомнил на всю жизнь, потому что она была права. После этого случая я предпочитал быть наказанным, но не говорить неправду. Я всегда избегал вранья, потому что понимал, что никого обмануть не смогу. А выглядеть глупо никому не нравится, даже мне.
Только в книжках Аркадия Гайдара быть честным хорошо и почетно, в жизни же это доставляет много трудностей. Например, спрашивает тебя девушка: «А ты же до меня с кем-то уже целовался?». И ты честно отвечаешь: «Нет, ни с кем, и не умею даже». И слышишь грохот, с которым падает интерес к твоей персоне.
Ты, например, вообще не можешь изменить своей женщине, это тухлый номер. Причём ты не можешь ни потенциальной любовнице наврать, что у тебя никого нет, ни свою женщину обмануть.
Ты не можешь продвинуться по карьерной лестнице, потому что в тот момент, когда тебя спрашивают, что ты думаешь о проделанной работе, ты отвечаешь честно: «Могло быть и лучше».
Ты не можешь сделать вид, что человек тебе нравится больше, чем это есть на самом деле. И люди тебя за это не любят.
Ты не можешь плеснуть долю популизма в свои посты и стать ультрапопулярным блогером. Когда ты что-то прохлопал – ты честно об этом сообщаешь, разочаровывая всех. Когда у тебя что-то не получается, ты не умеешь сделать хорошую мину при плохой игре. Такой дурачок, который сам себя топит.
Вы даже не представляете, как сложно было в подростковом возрасте отпроситься у родителей на ночь. Помогало только то, что никто всё равно не верил, что я стану пить, курить и портить девок. Даже мои родители в это не верили. Так что я говорил как есть – «тут все пьяные, мы ржём и домой неохота, утром приду трезвым и один». Так и случалось. Но отпускали не всегда. Потому что родители есть родители.
Или вот когда тебя спрашивают: «Чего ты такой грустный?», ты начинаешь объяснять причину. А ведь никого всерьёз не интересует, что там у тебя случилось. И ты знаешь, что им не важно. Но соврать, что все отлично, не получается. Не поверят.
Понятно, что с такими данными я ни разу в жизни ничего не продал. В лучшем случае у меня покупают мои статьи, потому что сразу видят, какие они есть. Приукрасить никак не получается. А самое страшное – это когда тебя просят сделать презентацию, рассказать, как ты прекрасен. Господи, это же адовы муки, потому что я-то про себя всё знаю, и хорошего там не так много, как плохого. Здесь надо красиво врать, но красиво не получается.
По чесноку, единственное, на что ты можешь рассчитывать, если не умеешь врать – это на уважительное отношение со стороны друзей-мужчин, с которыми ты не имеешь никаких финансовых дел. Во всех остальных случаях ты в проигрыше. Но, конечно, некоторая доля самоудовлетворения присутствует – они все нечестным путём уже миллионеры, а я нищий, зато всё сам. Как у Башлачёва: «Пущай он, гад, подавится Иудиными корками! Чужой жратвы не надобно. Пусть нет – зато своя!»
Словом, врать я уже никогда не научусь. Это очевидно всем, кто со мной знаком. Права была Лидия Трофимовна. Себя не переделаешь.
И в этой книге я врать не буду даже пытаться. Всё, что здесь написано – правда. Даже то, чего никогда не происходило.
Я родился и вырос, а также прожил первую половину жизни, на окраине города в забытом Богом районе с уютным названием Мехпоселок. Есть там большой четырехэтажный дом с кафе «Тушпара» и гнетущим запахом тлена, веющим из подвала, один такой на всю округу. Это мой.
Дом построили где-то в конце 60-х и был он ведомственным: принадлежал Министерству автомобильных дорог, а точнее – заводу дорожных знаков. И сам бывший директор этого завода, который постройкой нашего дома руководил – жил с нами на одном этаже и был мне названным дедом. И его вдова живет там до сих пор, веселит моего отца. Осколок советской министерской щедрости, тонущий в болоте капиталистической реальности.
Разумеется, что квартиры в этом доме тогда выдавали, в первую очередь, ветеранам и заслуженным людям завода. Во всяком случае, такова легенда.
Ветераны и заслуженные жили, старели, взрослые дети от них разъезжались, а сами они понемногу умирали. К концу 90-х большинство дедов, которых я знал в детстве, отправились на тот свет, а в доме остались жить их жёны. Все же знают, что у нас в стране модно выходить за мужчин постарше, хотя мужики успешно умирают в шестьдесят лет, а женщины прекрасно доживают до восьмидесяти. Этим рачительные женщины «обеспечивают» себе 20—30 лет захватывающей одинокой жизни на пенсии. Потому что даже дети их не всегда так долго живут, как эти бабки. Считайте, всю мою сознательную жизнь эти женщины уже были на пенсии. А мне не так мало лет.
